Начало свободы

Галина Романова 5
Когда мне было семь с половиной лет, мне сказали, чтобы я дружила только с Томой и ни с кем больше. У нее была старшая сестра и звали ее Лида. Она отличалась от всех своих братьев и сестер. Я видела, что она у них настоящая всамделишная Золушка. Она убирала за всеми, мыла полы, подметала двор, носила воду, стирала пеленки и белье, косила траву, ходила за ягодой и грибами, варила обеды, ужины и снова убирала и мыла посуду. Все это продолжалось до тех пор, пока Лида не уехала учиться. Она была очень трудолюбивая и работящая миловидная девочка, с натруженными руками еще с детства. У нее была белая кожа на лице, густые каштановые волосы в двух недлинных косах, веселые зелено-карие большие глаза, белые зубы и губы красивой формы. Детства, как такового у нее не было, так как у ней было шестеро братьев и сестер. За всеми она ухаживала и заботилась. Я вздохнула с облегчением, когда она уехала и подумала, что, наконец-то она отдохнет от каждодневной и выматывающей работы. Мама ее дома не трудилась, а только рожала детей. Я ее запомнила стоящей в странной позе около печки с папиросой в руке и говорящей странные фразы. Что-то несколько ироничное и расслабляющее. Детей она не воспитывала в труде. Трудились только Лида и отец, да еще бабушка Майя. Бабушка Майя доила корову у себя и носила им молоко в стеклянных банках, еще приносила хлеба несколько кирпичей белого и черного. Отец их стряпал галушки. Остальная еда - это картошка, молоко, крупяные каши, капуста, мясо, рыба, ягода, грибы, редко конфеты, пряники и печение. Яблок у них не было, кроме консервных. В отличие от этой семьи мой отец часто ездил на конференции, совещания в район или в область и оттуда привозил нам  свежие, но замороженные зимой яблоки, шоколад, колбасу и даже корейку, окорока. В доме у нас всегда была брусника, черная смородина, капуста, соленые грибы, огурцы, помидоры, варение из ягод, молоко (две коровы и бычок). Отец ловил рыбу и добывал в тайге мясо, дичь. Мы не бедствовали в плане продуктов. На селе был один магазин, в котором мы покупали сливочное масло, иногда шоколадное, печение, конфеты, консервы, сахар, муку, мед, разную мануфактуру в виде сатина, ситца, штапеля, бязи, шерстяных варежек, джемперов, свитеров, гвоздей, ведер, много другого товара.

 Лида мне нравилась всегда, а Тома - нет. И то, что наши мамы вдруг объявили нам о вечной дружбе, меня возмутило, как так, где свобода выбора и вообще свобода?
 У нас было заведено так: старшие сестры из разных семей дружили друг с другом, они учились в одном классе и сидели за одной партой. Значит и мы должны также сидеть и дружить, хочешь или нет. Мне это очень не понравилось. Я хотела быть с Лидой. А она не очень этого хотела и приходила только к моей старшей сестре и шушукались, а после шли вместе за ручку гулять.  Куда они шли я не знала. Мне было грустно и невесело от этого.

 Когда Лида уехала далеко, то я грустила и скучала по ней. Я все время думала о ней и вспоминала, как мы с ней все-таки погуляли вместе и  играли в салочки. Лида смеялась весело, потому что я не могла ее догнать. Она такая быстрая и ловкая, очень гибкая. Я сказала ей, что у нее глаза, как спелые вишни. Она почему-то долго смеялась.

 Потом мы все переехали в другой поселок, бывший районный центр и стали учиться в среднем звене, я в пятом, а Лида в шестом. Она по прежнему была такой, только почему-то ее постригли налысо . Ее прекрасные волосы исчезли под шелковой косынкой. Выяснилось, что пока моя мама лечилась в санатории, то у моей сестры завелись вши от ее новой подружки-казашки Ан Сони и она заразила ими и Лиду, постольку они были подружки и часто были рядом. Лиду и мою сестру  безжалостно постригли налысо, обмазали керосином. У меня вшей не обнаружилось, кроме каких-то белых штучек, типа перхоти. Меня помыли и помазали голову вонючим керосином.
 
 Так мы учились, жили в интернате, а наши родители остались жить далеко в селе. Я скучала по маме и папе. Сестры были отдаленны от меня  и не заботились обо мне, только отбирали мои кружевные воротнички и манжеты, которые дала мне мама перед отъездом. Мама обвязывала воротнички и платочки крючком красивым кружевным узором из белых ниток. Я стала носить обычные белые воротники, которые я сама мастерила и шила на руках. Они были то большие, то короткие, и сидели на мне криво. Я не тщательно расчесывала волосы перед тем, как фотографироваться. Сестре хотелось, чтобы я внешне выглядела счастливой и довольной, а я на зло ей не хотела этого. Мы с ней не дружили и она не хотела меня знать и помнить. Была со мной подчеркнуто холодна, надменна и какая-то чужая. Я даже разговаривать с ней не могла, было просто не о чем. Она отбирала у меня самое лучшее и никогда не делилась со мной ничем. Мы были, как чужие. Это сейчас она пытается изображать из себя старшую сестру и учит, как жить. На деле же она ничего не умеет и ничего не достигла в жизни особенного. И потому она недовольна всем и всеми, но только не собой. Себя она возомнила вершиной совершенства.
 
 Моя Лида выучилась на врача в Хабаровске, окончила ординатуру, вышла замуж за немца Баха и уехала в Новокузнецк, где у нее родился сын, но он стал впоследствии наркоманом. Муж  Лиды расстался с ней и пригрозив судом, отнял сына-подростка, ее квартиру и она уехала оттуда в Сибирь. Там она работала в больницах, порекомендовала себя отличным врачом, пыталась связаться с сыном, но все безуспешно, так как сын ушел с головой в наркоту. Лида стала выпивать и стала алкоголичкой. Она еще курила нещадно сигареты. Сошлась с молодым рабочим из золотодобывающей организации, тот был намного моложе ее и вел себя легкомысленно, крутил налево. Лида, узнав об этом, схватила топор и хотела  просто пригрозить, постращать, но молодой испугался на смерть и убежал вовсе из поселка, бросив и ее, и любовницу. Лида была в депрессии, она долго искала работу, но не находила, уехала в какой-то населенный пункт. Через несколько лет,  я услышала, что Лида взяла бутылку водки и ушла в лес, там ее нашли через два года, уже скелетированную. Жаль ее очень, она такая трудолюбивая, работящая, миловидная и веселая, талантливый врач и так закончила свой путь. Я корю себя, что не помогла ей. Но как помочь, если человек не желает, чтобы помогали ей?