ЖИЗНЕННО ВАЖНЫЙ ВОПРОС
Прошёл по деревни слух, что Анастасию «Гохину», сын хочет в дом престарелых определить, мол некогда приезжать проведывать мать, а дома, в городе условия не позволяют, чтобы к себе забрать. Тесно, две комнаты всего, а с продажи материного дома в деревни, много денег не выручишь, даже если свою продать, на трёхкомнатную в городе все равно не хватит.
Кузьмич возмутился, услышав всё это. «Ей ведь восемьдесят лет всего, сама и дом содержит и огород садит, всегда опрятная, чистенькая, да и Бог здоровьем не обидел, бегает ещё как молоденькая, не знай, болела ли когда или нет. Какой ей дом престарелых, здесь на свежем воздухе, ещё глядишь, много лет проживёт себе в удовольствие, а там что, запрут в четырёх стенах не выйти, ни зайти никому. Нет, с этим, что-то надо делать. На погибель увезут старушку. Координально надо решать этот вопрос, а то сегодня Анастасия Петровна, завтра ещё кто и останется деревня сиротинушка одна, без присмотру и пригляду. А погост, кто его будет блюсти? Ведь там родители наши, до пятого коления лежат, их-то на кого оставим». И сел за компьютер выискивать информацию о домах престарелых.
Пришло время, люди собрались, и надо было к ним выходить. Но Кузьмич никак не мог сосредоточиться и придумать с чего начать, эту деликатную тему. Ведь, что не говори, этот вопрос и его напрямую касался. Ему ведь тоже не двадцать лет, а далеко уже за шестьдесят. Хоть он хорошо знал своих детей и воспитывал в духе уважения к старшим, но с полной уверенностью тоже не мог сказать, как они, давно выросшие и редко посещающие его с бабушкой, отнесутся к его старости. Примут её такой, какая она есть или тоже увезут в дом престарелых. Ведь, что не говори, основной воспитатель, для взрослых детей – это всё-таки среда, в которой они обитают. И что они впитали, в таких условиях как сейчас у нас в стране, с кем их свела жизнь, победила корысть здравый ум или нет, знает только один бог. И вот, наконец, Кузьмич, отбросив глупые мысли, решился и вышел к людям. Откланявшись, сразу с места в карьер начал.
– Я сплетни не привык собирать, но вижу, Анастасия, ты здесь. Скажи-ка нам милая, правда чо-ли ты в дом престарелых намылилась? – и после утвердительного кивка Анастасии, продолжил, - а чего, давайте все убежим, за лучшей долей, как наши дети когда-то, бросим деревню, погост бросим. А чего, зачем нам наши корни, зачем могилки родителей, деревня зачем. Мы и без них доживём свой век, пенсию, слава богу, заработали, а о душе, зачем нам думать. Ведь дали колхозу развалиться, отпустили детей, внуков годами не видим и ничего ведь не разверзлись небеса, и молния по нам не ударила. Живём! Так, что теперь, раз всё хорошо, давайте, бросим могилки, деревню и уедем отсель. Гори оно всё синим пламенем. Так что ли?
– А что мы можем, Кузьмич? Молиться и ждать что ли, когда всё само разрешится?- выкрикнула Анастасия.
– Да хотя бы так, чем всё бросить и сдохнуть на чужбине! – не выдержал всегда спокойный Кузя.
– Да почему сразу сдохнуть, есть же и частные дома престарелых, мне сын рассказывал,- опираясь на палочку вышла вперёд Анастасия, - там говорит, хорошо кормят и уход прекрасный, даже врачи регулярно наблюдают, а старики в летнем и зимнем саду гуляют, где цветы и фрукты разные растут.
– Наверное, ещё и птички райские поют, - вылепил из толпы дед Митяй.
– Верно! – кто-то из женщин поддержал его. - Это, Анастасия, он тебе, наверное, про Рай рассказывал. Но рановато нам туда, не соглашайся.
– Обман и замануха всё это, - продолжил Кузьмич, - наживаются они за наш счёт, а на самом деле, я смотрел в Интернете, бардак сплошной. Какой частник будет о тебе заботиться в убыток себе, всё за деньги, им без разницы твои, государственные или благотворительного фонда, лишь бы мсзда в карман капала. А мы им нужны, как средство наживы, бизнес, моя милая, и ничего личного.
– Так правильно, бизнесмены заинтересованы, чтобы мы подольше пожили, а ты говоришь, сдохнуть, – опять начала спорить Анастасия.
– Они заинтересованы, только в выгоде, кончатся у тебя деньги и всё, гуд бай. Не простыней тебе чистых, не еды качественной, не в баньке помыться, единственно, на улицу не выгонят, потому что государство за каждого человечка платит. Да и помрёшь – не беда, за воротами ещё сотни таких стоят.
– Но вот, видишь, можно же жить, хоть крыша над головой будет. С крышей да со своей пенсией не пропаду.
– Ну, положим пенсию, половина будут забирать, а крыша, она тоже не вечна, сожгут, не заметишь.
– Так погореть-то, я и дома могу, - не попускалась Анастасия.
– Правильно, можешь, но только по своей халатности, а там по чужой, чувствуешь разницу!? – сказав, продолжил Кузьмич,- и хорошо если по халатности, тогда может и спасут, а если по злому умыслу или экономя на вас. Экономят на всём, даже на пожарной безопасности, а с продуктами, что творится, травятся ведь, каждый год травятся недоброкачественной пищей. И, наконец, вот я тебе, что скажу, Анастасия, где крутятся большие деньги, там никогда не будет порядка и справедливости. Будешь там, как в тюрьме или психбольнице жить, а тебе это надо, ты ведь всё-таки – человек! Подумай!
Никогда Кузьмич специально не готовился к своим ток-шоу, а просто каждый вечер внимательно просматривал новостную ленту в Интернете и если, что из происходящего в стране задевало его или возмущало, то на том он и акцентировал своё внимание. А потом, ещё долго ночами, или во время какой-либо работы по хозяйству, всё обдумывал, прикидывал, сравнивал. Но чтобы записывать или вести какие-то дневники, такого никогда не было. Всю нарытую в глубинах своей памяти или в Интернете информацию старался держать исключительно в голове. Поэтому, он хоть и был не ахти каким оратором, но зато когда говорил, его никогда нельзя было застать врасплох каким-либо, даже простым вопросом. Он знал всё, а главное, мог так впечатлить человека своим рассказом, что тот не задумываясь, верил каждому его слову. Но при этом, никто и никогда не мог улучить Кузьмича во лжи.
Вот и в этот раз, когда Кузьмич выйдя на своё крыльцо, начал разговор, не про политику и не про власть, а про дома престарелых. Люди не удивились, люди слушали. И слушали, даже может быть внимательней, чем прошлый раз о ценах. Особенно те, которым дети, пообещали забрать к себе на проживание в город. Оно ведь как может получиться, сначала к себе заберут, а потом, зная, что уже некуда родителям ворачиваться и в дом престарелых сдадут, - думали многие.
Но больше переживали, как успел заметить Кузьмич, рьяные антисоветчики. Хоть деревня и маленькая и все жили всё время своим трудом, но были и такие. Они ведь как, воспитывали своих детей, в злости и неуважению ко всему советскому, а значит и к старикам. И теперь все старики, по мнению их детей, лишний баланс и зря государство платит им пенсии. Лучше бы пустили эти деньги, как многие из них думают, на игровые и развлекательные центры, супермаркеты. А если с малых лет им вбили в головы, что всё советское, то есть хорошее, это плохо и в мире всё решают только деньги, то откуда же взяться у таких детей милосердию, состраданию и уважению к старшему поколению.
Вот и забеспокоились горе родители о своей счастливой старости, услышав про дома престарелых, куда повзрослевшие, милые чада могут их оформить. Да Кузьмич ещё, как нарочно, начал пугать всех присутствующих.
– Горят дома престарелых по всей России, особенно в Башкирии. Вот недавно опять 16 человек сгорело заживо.
– Так это же далеко! – сказал, кто-то.
– А заберут вас в дом престарелых, откуда вы будете знать, в какой именно увезут, в наших краях оставят или в Башкирию направят. Тяжело в таких заведениях без внимания и поддержки родственников, я знаю, был я в детском доме, да, не удивляйтесь, довелось мне там воспитываться,- продолжил Кузьмич. - Детдома в Советском Союзе были, а куда без них, если страна пережила столько войн и потрясений. А вот домов престарелых не было никогда, – остановившись и переведя дыхание, он продолжил. - А почему, спросите вы. А я вам отвечу, потому что в социально ориентированном государстве, забота о детях и стариках на первом месте. Поэтому и не было домов престарелых в Советском Союзе, этих современных гетто. Берегли стариков, обеспечивая их квартирами и работой, бесплатной медициной помощью и поездками на курорт. Да и дети, воспитанные на добре и сострадании, даже самые плохие, были и такие, не бросали своих родителей. Во-первых, конечно, по родственным чувствам и уважению, во-вторых, пусть это звучит банально, кто-то должен был воспитывать внуков пока родители на работе, а работали в то время все, да и просто стыдно было бы бросить родителей, ведь тогда слово совесть, было не пустым звуком, как сейчас. Да и государство понимало, что без старшего поколения, как и без детей, страна не выживет, не сохранит свои идеалы. Ведь, что такое старшее поколение – это, в первую очередь, хранители нашей истории, традиций, социалистических идеалов, как говорили в то время. А во вторых, конечно, бесценный опыт, который они для стабильного развития любого производства, а в конечном итоге страны, через обучение и наставничество должны передать подрастающему поколению тружеников.
– Это как раньше у нас на ферме, старая доярка обучала пришедших на ферму со школьной скамьи девчонок, – встав, сказала Матрёна с первой скамейки.
– И у нас на комбайнах были ученики, - вторил ей дед Митяй.
– Были же времена, - как-то грустновато и негромко, продолжила Матрена, - я и лозунг висевший у нас в красном уголке, всё-то помню, «молодым везде у нас дорога, старикам – у нас почёт!»
– А сейчас, что!? – Сказала, какая-то женщина,- в маршрутке места никто не уступит.
– Да, что там в ваших городах и маршрутках, у нас в деревне все друг друга знают, а ведь никто без очереди в магазине не пропустит, – опять вступил в разговор дед Митяй.
– А за какие это заслуги, мы должны вас без очереди пропускать!? – выскочила к крыльцу женщина лет тридцати.
Хоть и живут в деревне одни пенсионеры, но среди них, похоронив свих родителей и потеряв на вахтах мужей, в старых родительских избах, перебиваясь с водки на хлеб, обитают две рано поседевших вдовушки. Возраста они примерно одинакового и чем-то даже похожи, но не сёстры, а вот имена созвучны: Маша и Даша. Постоянно нигде не работают, а ходят по деревне калымят, то картошку кому прополют или выкопают, а то избу побелят, или ещё какую работу по хозяйству сделают у немощных старушек.
Но не всегда они такие добрые и работящие, бывало, загуляют, так держись, деревня. Всех обегают, со всеми перессорятся. То вспомнят, что им не доплатили, а то возьмутся просить за не сделанную ещё работу. «Ну, дай Матрена, сотенку, отработаю ведь!» или «Верни пятьдесят рублей, которые прошлый раз не додала, за побелку, а то сейчас всё сажей поизмажу!» Отбиваются, отбиваются от них старики, но уставши и подняв себе давление, глядишь, сунут пятидесятку или сотку, только бы отцепились непутёвые.
Пробовали деревенские даже замуж их отдать или пристроить в чьи-нибудь, пусть даже непутёвые руки. Но не берут, зараза. Такого добра у самих говорят навалом. Бились, сватали старики всей деревней, но сказал, как-то однажды им тот же Кузьмич:
– Хватит вам, бабы, женихов им искать.
– А что так? – спросила одна.
– Не дай боже найдёте, а потом, что!? Увезут ведь! Я потом вам что ли пойду картошку копать или избу белить?
Подумали старухи: «И верно, как же мы потом без них, они ведь вон какие сильнющие, и боровка могут забить и дров наколоть». И только после того, как подумали, высказали своё мнение.
– Нет, пускай живут.
– Парней в деревне нет, да ещё девки уедут. Пропадём мы совсем ведь без них.
И остались две непутёвые в деревне. Теперь деревенские старушки, не только сами не навязывали их никому замуж, но и отчаянно оберегали их от заезжих парней и мужиков.
Вот и в этот раз, после того, как Маша высказалась по поводу заслуг стариков. Один из приезжих мужичков, на вид плешивенький и неказистый, восхищённый смелостью вполне привлекательной бабы, даже не подозревая, что это может быть так опасно, решил, прямо здесь, во дворе у Кузьмича кинуться в ноги и сделать предложение этой вполне ещё милой в его воображении, женщине.
Но всего его нежного порыва, хватило лишь на то, чтобы сделать один шаг в сторону «соточки», как кликали Машу на деревне. Дальше последовала подножка от деда Митяя. И вместо того, чтобы упасть перед красавицей на колено, мужичок выстелился под длинные ноги «соточки» во весь свой могучий полутораметровый росточек.
И только после этого, вступили в битву за сохранение чести деревенской красавицы, разъярённым криком и визгом бабы.
– Вон отсюда, проходимец!
– Вон, пока не побили!
И замелькали над головами выломанные из плетня прутья, и забрякали снятые с кольев вёдра. И полетели в несостоявшегося жениха подсохшие коровьи ошмётки.
– Ишь, что надумал, девок наших лапать!
– Не позволим! Не дадим!
Некоторые, кто здоровьем ещё сохранился, пытались даже пнуть, уползающего на четвереньках мужичка. Враг был повержен и убежал. Честь деревни, в лице Машки «соточки», спасена, запас прочности деревенских старушек на домашних работах ещё года на два продлён.
– Спи спокойно, деревня, работяг, мы спасем, мы отбили нам время, года два проживём! – радостно пропел, неожиданно пришедшие на ум слова, Дед Митяй.
Казалось бы радость. Будет Кузькино и дальше жить своей размеренной жизнью и не исчезнет с карты России ещё одна деревня. А Машка с Дашкой так и будут дальше помогать жить деревенским старушкам и самое время разойтись, сбрызнуть чайком это событие.
Но, увы, бабушкам радость, а Машке горе, да тако горе, что слёзы ручьём, что эмоции так и рвутся наружу.
– И за что вас уважать, и за что вам место уступать? А я может быть, замуж хочу! Может быть, внуков хочу вам нарожать! А вы вон, как со мной бесстыжие! – и уткнувшись в грудь спустившемуся к ней Кузьмичу, громко навзрыд зарыдала.
– Ничего, дочка, - успокаивая, гладил её по голове Кузьмич, - будет и на твоей улице праздник.
– Да какой он жених, лысый, да маленький и не гроша за душой поди нету, - чуть ли не в голос кричали сёстры самогонщицы.
А Кузьмич, цыкнув на них, всё успокаивал и успокаивал рыдающую Машу.
– Ничего, доченька, зиму переживём, а на лето, мы обязательно выдадим тебя замуж.
После этих слов Мария даже всхлипывать перестала, подняла голову, и недоверчиво взглянув на Кузьмича, тихо спросила:
– Правда.
– Правда, Машенька, правда. Есть у меня одна мыслишка, - а сам хитро подмигнул Петьке, что снимал всё на камеру. И уже громче добавил, - и пойдут у вас детишки, и расцветёт деревня.
На его слова, бабушки во дворе неодобрительно зашептались. Но Кузьмич, как ни в чём небывало, отпустив Марию, обвел рукой, как бы над их головами и громко сказал:
– Ты посмотри, сколько нянек у тебя будет, успевай только рожай!
А мы уж вырастим, будь спокойна.
20.12.20