Нартиада еще один ракурс

Предисловие

В безликую и всеблагую весть
Не верю я. Ошибка или импульс
Необходимы, чтобы дрогнул пульс
Вселенной или появилась повесть.
Сказанья их, мой милый имя  рек,
И в наш с тобою двадцать первый век
Пришли, и как внутри Уацамонга,
Шатаной сваренный, когда-то ронг,
Бурлит, и люди ждут удара гонга.
И слушают, что скажет им пророк.
И слышат сердца своего удары.
Свидетельством божественного дара
Подтает на вершинах вечный снег,
Пополнив мимоходом русла рек,
Впадающих в неугомонный Терек.
И не случайно Богочеловек
Пришёл ко всем, чтоб умирать за всех -
Не скопом, а всегда поодиночке…
В цепи убийств любовь поставит точку!

Уацамонг; – легендарная  волшебная чаша нартов, сброшенная им Богом с небес; нарты – предки алан.

Пролог

Античный летописец  Геродот
Оставил несколько страниц о нартах,
И Хоренацци в спорах об Урарту
и в «Хрониках» неброский свет прольёт
На Сатеник. Она была праматерь
Алан, когда- то , живших  подле них.
И уподобил Флавия Создатель
Упомянуть в писаниях своих,
Как он умел, без пафоса и кратко,
Аланского царя: десятерых
Воитель стоил. Битве без остатка
Сам отдаваясь, ободрял других.
Мужей учёных от земного лона
Следы далёких нартов довели
До гор Кавказа и до Альбиона -
Немало там предвестников нашли.
Повсюду Нартиаду изучали,
Достойный вклад в учение внесли
Абаев, Миллер и ученики.
Их терньями не всех «до-украшали»,
Из лавра тоже изредка венки
На головы по праву водружали.
Ведь было всё содеяно не зря -
В какой – то мере, им благодаря,
Нашли пласты, которые теряли,
Могилы предков как святыни чтут,
Традиции ушедших соблюдают,
И поросли своей передают,
Что в кодексах неписанных считают:
Нет ничего позорнее, чем слабых
Обидеть. Слыть героем без борьбы.
Нет ничего презрительней, чем старых
Не уважать. И не желать судьбы
заступника за  женщин. Быть на равных
с тем, кто в бою неудержим и смел.
А женщины и право, и удел -
В мужские распри и вражду вмешаться,
( Ведь не должно всё силою решаться)
И бросить меж мужами шаль свою:
Потупив взор, в решающем бою,
Враг своему заклятому врагу,
Как другу руку всё же не протянет.
Но горе витязю, который биться станет
И не опустит в ножны острый меч.
Заветов не умеющий беречь
И, как коня свирепый гнев стреножить,
 В аулах нартских не сумеет жить,
В кругу родных он голову не сложит.
Суровый быт - из года в год в седле,
Но только, оставались в ветхой сакле
Для путника заблудшего ночлег,
Водою талою наполненные чаши
И на столе черствеющий чурек,
В  другие непростые дни, не в наши…
Ручные жернова, телеги спицы,
Мечи и шлемы, камни из бойницы
И отслуживший срок кузнечный мех…
Но жил ли только этим человек?
В музее я увидел ожерелье,
Из грубо обработанных камней.
Наверное, после схожденья селей
Оно доступным стало для людей.
Находки этой не было светлей.
Поверх давно изношенных кольчуг
Одно оно лежало одиноко.
Я выпустить его не мог из рук,
Как Ной хмелея близ лозы от сока.
Не доверяя собственному оку,
Для верности коснулся, и сомкнул,
И поднял околдованные веки,
И  убедился в том, что не заснул.
Передо мною точно те же вехи
Предстали сразу в ракурсе ином -
Как будто наяву увидел сон,
И приподнялись времени кулисы:
Я с нартами дышал там в унисон,
Вокруг меня сновали люди, лисы,
Щипковый инструмент брал верный тон.
И мне иным привиделся Нартон.
Там было всё – тревожный крик в ночи
И желтоглазых сов недоуменье,
И соколов стремительных паденье,
Светила, восходящего лучи.
Сказания листая по страницам,
С позиций той далёкой старины
Я  видел примелькавшиеся лица,
С неведомой доселе стороны.
И будто сердце справа стало биться,
а в душу вгрызлись зубья бороны.
Могло там, что угодно приключиться…
Реликтовые нартам снились сны:
и было то, чем хочется гордиться,
и что хотим в себе искоренить.

Чурек – хлеб горцев ( лепёшка, приготовленная из кукурузной муки) . Нартон – скульптурный комплекс в г Владикавказ, созданный  по мотивам нартских сказаний осетин.  ( Нарты, легендарные предки алан – кочевников, живших в бронзовый век  и в железный век, потомками которых считают себя несколько народов, ныне живущих на Кавказе).;


Ахсар и Ахсартаг
 
Я видел, как в селенье Донбеттыров,
Под тихий плач пронзительных фандыров
В Стеклянной сакле, рядом с очагом,
Сияющей нездешним ярким светом
Лежала дева с раненым крылом,
Глотала воздух стывшими губами,
И, как над ней склонились мать с отцом,
А братья  за утраченным пером
Ходили не однажды, но с руками
Пустыми возвращались в отчий дом,
С застывшими в мужских глазах слезами.
Одновременно Солнце и Луна
И день и ночь над раненной сияли,
И звёзды их тревожный свет роняли,
Но там, где безнадежностью полна
Душа, всегда, везде, во все века,
Страны теней тяжёлая волна,
Подкатывала к горлу человека.
Под шалью перевязанной руке
Струилась кровь, болезненный румянец
Сменила бледность, на одной ноге
Кораллы скорбный исполняли танец,
В такт вечному течению качаясь,
Медузы за окном переливаясь,
Роняя слёзы, наводили глянец
На всё вокруг. Но в этот час тунец
Хозяину шепнул, что там пришлец…
Поодаль он, с котомкой за спиной,
Почтительно стоял, и мудрый старец
Впустил его и принял на постой.
Как водиться на стол поставил пиво,
Манящий свежим запахом чурек,
И обустроил путнику ночлег.
Отметил он, что юноша красиво
Передвигался, статен и силён,
И мог бы сделать дочь его счастливой,
Наверно, но услышав тяжкий  стон,
Просил у гостя права удалиться…
Охотник, не успевший объясниться
Зачем и почему явился он,
Откинул полог. Красотой сражён,
Не мог и говорить, и шевелиться:
Решил, что это Божия десница
Его вела, пил мёд с того лица,
Что обрамляли локоны, ресницы,
Таили в душу ,западавший взгляд.
Вздохнул и понял, что в руках жар – птицы,
Перо лежит, и нет пути назад.
Очнувшись, тихо к матери девицы
Он подошёл, котомку развязал,
И добытое им перо, что птице
Принадлежало, в руки передал.
Он умолчал, что яблони в саду,
Бората, днём цветут, а той же ночью
Приникнуть можно к сочному плоду,
Где дочь её он повстречал воочию
И, прикоснувшись рукавом к стволу,
Увидел птицу, выпустил стрелу.
И что до берега, потом, кровавый след,
Подстреленной им птицы простирался,
Что в омут, страх презрев, за ней бросался,
С её пером. Пера то больше нет…
В аулах говорят, что мудрость годы
Сулят, не знаю это так или не так,
Но с юношей, дочерние невзгоды
Прервавшего благословила брак.
Не задала ни одного вопроса,
И ни о чём не спрашивала дочь,
А ведь, она летала в сад без спроса,
(Но воду в ступе незачем толочь).
Полгода он потом ходил по дну,
Нанизывал на прочную блесну,
Находки, приставляя камень к камню,
В цветущую на дне морском весну.
А брат – близнец, стоял на берегу,
И верно ждал, как и договорились,
Охотился, спал в шкурах на снегу,
Ведь, волны в белой пене растворились…
Волна, лишь, в красной пене каждый час,
Могла бы принести дурные вести
О том, что никогда не быть им вместе,
и завтра, и сегодня ,ни сейчас.
Он вспомнил,  как когда-то на ногах
Стоять учились -- трудное искусство,
Держась за брата сделать первый шаг,
И как потом  «ходили» на руках,
Нахлынуло, не отступая чувство
О времени, когда им пела нежно,
Их мать , когда укладывала спать:
О вечности вершины белоснежной,
Которой, как и братства не сломать.
И вспомнил Ахсартаг родного брата,
И всплыл с женой, и выходя из вод,
В помощники призвав  небесный свод,
Не в силах ждать, как позабыл, когда-то,
Отправился в горах его искать,
Жену просил его на скалах ждать.
А между тем, близнец его Ахсар,
С горы спускаясь, женщину увидел,
И воспылал, но имя – Ахсартаг,
Услышав, сам себя возненавидел.
Её одним мизинцем отстранил,
Когда он понял не его, а брата,
Она звала, ей сходство объяснил,
И понял, что она не виновата.
Отсел подальше, и потупив взор,
С ней, как с сестрой неспешную беседу
Затеял, но по одиночке беды
Не ходят, за позором ждёт позор.
Нарт Ахсартаг с другой горы поспел,
И взор, который до сих пор был светел,
От ревности внезапно потемнел,
Их объяснений слушать не хотел.
На братские объятья не ответил.
Тогда Ахсар Единого просил,
Чтоб Он его в то место поразил,
Каким коснулся он супруги брата.
И Всемогущий отворил врата  –
Ахсар лежит смертельно в руку ранен
Братоубийства тяжкая вина,
На Ахсартаге, он обескуражен,
Как с этим жить? Один удар меча….
И извлечённый им же сгоряча,
В его же грудь своей рукою вложен.

В одной из донесённых в мифах версий,
Ахсара убивает Ахсартаг,
В другой, нам тоже хорошо известной
Убийцей брата назван нарт Ахсар.

А в третьей оба, и не безыскусно
Свои мечи, вонзают брату в грудь,
В сказаньях, что передают изустно
Всегда важней любых  деталей суть!


В доверии и единенье сила,
Но, если нет его, не нужен враг,
Над мысом будет братская могила,
А оба брата возвратятся в прах.

Лукавого тут незачем искать,
Не может брат поднять меча на брата,
А, если поднял, оба виноваты,
И на обоих Каина печать.
***
Нет непохожих мифов — это так,
Прав Дюмезиль. Вперёд или назад
Ведут или проходят где - то рядом,
Дороги все-куда б не сделал шаг.

И сколько б лет ты на Земле не прожил,
Всегда ведут к родному очагу,
Иль от него, но нет следов дороже
На ближнем и на дальнем берегу.

Не так уж важно к Дону иль от Дона,
Пути былых рассказчиков лежат.
И всё равно брат кровный Посейдона,
Владыка вод, иль названный им брат.

-----------------------------------
Донбеттыры – обитатели подводного мира ( дон – вода- осетинский)
Дзерасса – обитательница подводного мира, оборачивающаяся птицей и прилетавшая в
легендарный сад нартов к яблоне жизни,  растущей в этом саду.
Борат – представитель одного из трёх родов нартов – самого многочисленного -  занимавшиеся хозяйством
земледельцы, ремесленники.
Уархаг; ( его дети, внуки  -  Ахсар, Ахсартаг – братья близнецы,   Субалци, Урузмаг, Хамыц)  -представители рода Ахсартагатти , занимавшегося обороной, военными походами, охотой


Обман

(Похороны Ахсара и Ахсартага,
рождение Хамыца и Урузмага.)

Посеребрили голову напасти,
Рычали звери, открывая пасти,
Вороны каркали. Одна из них могла
Обоим братьям выклевать глаза.
И за слезою падала слеза.
Навзрыд рыдала, волосы рвала,
Жестокосердных нартов проклинала.
Там под водой у них совсем не так:
Когда над морем бури бушевали
На дне русалки мирно засыпали,
А на земле - всё наперекосяк …
Что обрела она на этих кручах?
Зачем летала в их нелепый сад
Голубкой белой вместе с сизой тучей?
Не лепестки же с яблони цветущей,
Сдувать с ветвей и кислый плод вкушать,
Когда ей запретил отец могучий,
На сушу выходить и там дышать…
Что встретила она в их в тёмных душах,
В бездонных, что увидела глазах ?
И ожерелье тихо наземь пало,
Надтреснула и дрогнула блесна,
Теперь, в том украшенье не хватало
Какого-то незримого звена,
Что с сушею её соединяло.
Она его с земли не подняла.
С каменьями, лежащими вокруг,
Лежали бусинки, невероятно схожи,
И не было теперь иных-дороже,
Но тут, казалось, замыкался круг.
Придать земле мне нужно этих двух,
С землёю этой навсегда проститься.
А между тем, крылатый конь и дух,
Узрев её, сумели подступиться:
И дух сказал: «Отныне ты моя,
Не даром нас сюда восточный ветер
Принёс, минуя горы и моря,
Под облаком, на том и этом свете,
Нет никого, кто любит так ,как я,
И нет другой, чей облик также светел.»
«Пусть так,- сказала женщина, пусть так,
Позволь омыть мне кровь и слёзы тоже…
Похоронить, как здесь заведено,
Мою родню ¬их не было дороже,
И будем мы тогда с тобой одно».
Он вынул плеть, ударил по скале,
И оба брата оказались в склепе,
Вокруг могилы ¬обелиск и цепи,
Вот невидаль, для смертных на земле...
Она, потупив взор пошла к волне.
Любовью ослеплённый не заметил
Её на гребне, а потом на дне,
Но лик её преследовал во сне
Его при лунном и не лунном свете.
Он звал её, но отвечало эхо,
Туман развеял, тучи разогнал,
Сулил подарки, кары обещал,
И вскоре стало духу не до смеха.
Она у донбеттыров стала жить,
Двух близнецов – Хамыца с Урузмагом,
Похожих на Ахсара с Ахсартагом,
Там родила. ей страшно отомстить
Обманутый поклялся Уастырджи.

***
Любовь- она намного выше гор,
Но души ввысь взмывают словно птицы…
Тем, кто её не встретил до сих пор.
И жизнь, наверно ,снится или мнится.

Насильно мил не будешь, удержать
Любимых тот способен, кто не держит,
Над ними только тот имеет власть,
Кому они хотят её доверить.

А кто не может с эго совладать,
Должно быть не любил, и вряд ли сможет,
Ведь, женщину постичь (не просто взять),
Есть Божий дар…  И кто ещё поможет?
Уастырджи – дух - небожитель, небесный покровитель мужчин, путников
Урузмаг, Хамыц – братья близнецы , сыновья  Дзерассы.


Месть Уастырджи.
Рождение Сатаны.

Огласке предавать чужие тайны,
Не лучший способ правду говорить,
Но, если  что-то выболтал случайно
Язык, то  можно женщине простить.
Иное дело, если мести ради,
Как в нашем случае: умышленно, со зла,
Язык свой ядовитый развязала,
Пустила слух, дошедший до села.
«Кто наш отец? - два брата вопрошали,
У матери, сводя её с ума,
Где дом его, и почему бежали,
И где лежит походная сума?».
Припёртая к стене – она молчала,
Не лгать же сыновьям, и не лгала,
Но, позже, под давленьем рассказала:
«Немного в той земле я прожила,
Семьи своей Вам незачем стыдиться,
Отца могиле принести поклон,
Вы можете, покинув этот склон,
Щекой к родному дому прислониться».
Сказала, что заклятому врагу,
Не то что даже брату или другу,
Такого не хотят: на берегу,
Спит вечным сном, кто был её супругом,
С убитым им же братом - бывшим другом,
И в Нарту их благословила плыть.
Сказав, что с ними, там не может быть
Поскольку Уастырджи не простит
Обиду ей на том и этом свете,
Ей за обман жестоко отомстит,
Но, всё же устыдится, если дети...
В селенье нартов юноши нашли
У хижины заброшенной, в пыли,
Из некогда прославленного рода,
Не худшего из нартского народа
Последнего  ¬слепого  старика.
Он их ощупал и узнал по стати,
У Уархага чуткая рука -
Попала в нерасставленные снасти,
Удача и осталась на века.
Неделю братья ставили стропила,
Чинили изгородь, оставив спесь и лень,
Молитва их до Бога доходила,
И матери присутствовала тень.
Там не переводился запах дичи,
Добытой на охоте, в котелке
Бобы уже кипели в очаге,
Нехитрой им они служили пищей.
На то, чтоб взял их мать себе женой
Уговорили братья Уархага,
И вот она  счастливая ногой
Ступила в саклю – женщину одну,
Не постыдился взять бы Уастырджи.
А через год родился сын Субалци ,
Счастливым в сакле умирал и старче,
Когда настало время, не по лжи
Считал он каждого из братьев сыном,
А братья  чтили  своего  отца,
С присущим уважением к сединам,
И он ни в чём не уронил лица.
Но так уж обустроен человек,
Что ясный день сменяется ненастьем,
И борется за призрачное счастье
День ото дня, уже который век.
Прошло немного времени и мать,
Трёх сыновей призвав перед ночлегом,
Им сообщила ¬ будет умирать,
Теперь, уже за Уархагом  следом,
Просила братьев тело охранять,
Три ночи, чтобы Уастырджи взять
Не мог уже безжизненное тело.
А дух и сам, наверное, понять
Пытался, что за напасть овладела,
Быть может, страсть любимой обладать,
Иль месть, которой тоже нет предела.
Две ночи Сулбацци и Урузмаг,
Успешно её тело охраняли,
Такую кутерьму устроил маг…
Но братья ухищренья разгадали:
Дух каждый час сменяя день на ночь,
Смотрел, как люди стадо выгоняли,
На пастбища и снова гнали прочь…
На смену братьям подоспел Хамыц,
И тоже долго не смыкал ресниц,
Но маху дал, когда на поминанье,
Ушёл не вовремя, стремясь не опоздать,
И духа неуёмного унять
Не смог, и отдал мать на поруганье.
(Хитрец, стегнув её волшебной плетью,
На миг один Дзерассу оживил
Опутав всё магическою сетью,
Ошибочно решив, что отомстил,
Той женщине, которую любил …
Любовь не получить посредством мести!)
И взяв её, сам дух Уастерги,
Коню и псу отдал на осмеянье…
Минуло девять месяцев, Сырдон -
Проклятие и бич Господний нартов,
В тот час, когда вокруг уже не зги…
Вошёл с его неправедной ноги,
В фамильный склеп, и там услышал ржанье
И лай собачий , и девичий стон….
О чём сей час селу поведал он,
И был таков. И пальцем указал,
Что не иначе Божье наказанье
Над саклей Урузмага, утверждал,
Что Нарту голод ждёт или изгнанье,
И прочие несчастья накликал,
На головы  сородичей и плакал,
Притворно, как в горах кричит шакал,
И исподволь  соседей проклинал…
А Урузмаг  у матери на чреве
Нашёл и жеребёнка, и щенят,
И девочку . Животных спрятал в хлеве,
И так решил, - «Мой брат не виноват,
Я этим попрекать его не стану» -
Сказал, и быстро, повернулся к стану,
Затем , чтоб их растить и воспитать.
Свою единокровную Сатану.
Назвал сестрой и принял в отчий дом.
Был для неё и братом и отцом.
Росла Сатана девочкой смышлёной,
Ну , может быть немного озорной,
И быстро заневестилась средь прочих
В селе. Щенята превратились гончих,
Легко зверьё ловивших на лету,
А жеребёнок редким среди лучших,
Коней, пересекающих черту.
***

В час скорби и в минуты торжества,
Когда Вы настоящие мужчины,
То слова не давайте без причины -
Не поминайте всуе Божества

Храните, как свои чужие тайны,
И не желайте никому вреда.
Простите другу, если он случайно,
Вам перешёл дорогу – не беда.

Могилы предков чтите, как святыни,
Мы все без исключенья им должны,
И не стремитесь выглядеть святыми,
Хотя на самом деле Вы грешны…

-----------------------------------------------
Сулбаци – сын Уархага, младший брат Урузмага и Хамыца
Сатана их сестра, рождённая Дзерассой от духа Уастырджи;
Сатана соблазняет Урузмага.
 

Сатане были свойственны проделки:
Однажды каши наварив котёл,
Едва заметив, что ушёл осёл
На пастбище, и Урузмаг со стрелки,
Явился в дом, нашёптывала Елди:
(Ни разу не гнушавшейся еды,
лечившей ей расстроенные нервы,
И растолстевшей от того без меры),
Мол я к нему зайду, а ты уйди,
Пока он сменит гнев на милость,
По-сестрински к руке его прильну,
И мужнюю любовь тебе верну.»
А, Елди простодушно согласилась...
Сатана же на окна пелену,
Набросила, под крышею Луну
Зажгла, вокруг мерцающие звёзды,
И в сакле разместила птичьи гнёзда…
Со сводным братом отошла ко сну,
Его волшебным пивом опоила,
Играла с ним, а после соблазнила.
Не нужен Урузмагу адвокат,
В те времена парням ходить на стрелки
Привычно было, после перестрелки
Иные попадали в Божий сад,
А кое-кто наведывался в ад.
Темнее пива женское коварство,
Всегда во все века всесильна страсть,
И яблоку там не куда упасть,
В каком бы это не случилось царстве…
Но Урузмаг, откинув полог в сакле,
Завидя, что сменилась ночь на день,
И, лишь, одной Сатаны видел тень,
Задумавшись, сидел на грубой пакле.
А Елди, между тем, снедала злость,
И лопнула она от этой злости.
Сатана ей была, как в горле кость,
А как ей выжить если в горле кости?
А Урузмаг Сатану вопрошал,
Что сделала она, что скажут люди?
Потом решил, что будет то, что будет…
И с пакли встал, и оседал осла,
Сам сел лицом к хвосту и так поехал,
Сначала самого и до конца села.
И так три дня. Вначале все от смеха,
Едва не умирали . В день второй
Нелепою пресытившись потехой,
Завидев всадника, качали головой.
Но новые занятия толпой,
Овладевали, как жених невестой
На третий день, и не было в них места
Для Урузмага с молодой женой.

Сатаны не считаются с молвой!
***
Об ими не незаписанных словах
Теперь на многих пишут языках.
Их персонажей  отливают в бронзе,
Ломая перья и в стихах и прозе,
Дискуссии ведут, не просто так…
Возможно, что сегодня эпос древних
Куда важнее свежих новостей,
Для хорошо известных мне людей,
А, может быть, и рыцарей последних,
Сражающихся с индексом NASDAQ.
И я решил соседей и друзей,
Одеть в железные доспехи нартов,
На быстроногих посадить коней.
Их жёнам предложить к восьмому марта,
Дождаться из похода их мужей,
Пить воду из давно забытых амфор,
Не костерить «заснувший» светофор.
Находчивость вернуть и простодушье,
Чтобы ревущий заглушив мотор,
Сумели обменять на равнодушье,
Утраченную веру в чудеса.
Ну, может быть,  всего на четверть часа,
Когда не захотят на полчаса…
И предков не судили слишком строго
От них мы отличаемся ни много.
---------
Елди , Сатана , Урузмаг – персонажи эпоса.;

Урузмаг спасает народ от голода

Однажды голод в нартские селенья,
Непрошенным пришёл с высоких гор,
У нартов, не дающих по рожденью
Дворянства, меж собою вышел спор:
«Кто поведёт в поход их за добычей?
Не слишком ли Сатаны власть сильна?»
Возы делили с неубитой дичью ,
При этом распаляясь до красна.
Сатана - нарта первого жена,
На мужа, как могла, так и влияла,
И, исподволь, с её веретена,
Идея до ныхаса долетала.
Сказала как – то: «Дело не её,
Но если бы на то Сатаны воля,
Была б у Урузмага тучной доля,
И у села безбедное житьё.
Ведь,  в том в ущелье, стадо великана:
Размером с годовалого быка
По лугу бродят и козёл, и овцы,
И застит пыль глаза от табуна,
И от его копыт земля трясётся.
А нарты  действий ждут от вожака».
И Урузмаг, явился на ныхас,
Чтоб обратиться к тем, кто соберётся.
Спросил, - «Готов ли кто ни будь из Вас,
К пещере великана подступиться,
И, если нужно будет, с ним сразиться?»
Сочли, что шанса нет ни одного
И лишь, молчанье встретило его.
К пещере подобрался великана,
Когда своё тот стадо загонял,
В проём горы, оставленный вулканом,
В те дни, когда вулкан ещё не спал.
А великан легко подняв гору,
Закрыл ей вход в глубокую нору,
Хотя в пещере воцарился мрак,
К несчастью, был замечен Урузмаг,
Ведь, витязь зацепил овцу впотьмах,
Она заблеяла, а великан, как маг,
Тотчас же разместил его в кармане,
И угрожая кости поломать,
И раздавить, как давит таракана,
Когда ему он помешает спать,
А утром свежим витязя отведать.
На вертел Урузмага поместил,
И тот на нём от ужаса застыл.
(Но, к счастью, меж одеждою и телом,
Скользнуло остриё и не задело,
Не голову , не сердце и не грудь),
Как только великан сумел уснуть,
И великанском сном забылся,
На землю сполз, и к глазу подступился,
И вертелом тяжёлым ослепил.
Циклоп наутро камень отвалил,
Козлу он поручил следить за стадом,
Ощупав всех, а витязю грозил,
Расправой жуткой и кромешным адом.
Но этой ночью, Урузмаг содрал,
С козла, заколотого наспех шкуру,
И под его личиной убежал,
Копируя козлиную натуру.
С досады великан с горы упал,
В одну из пропастей того ущелья,
А Урузмаг стада его пригнал,
И пировали нартские селенья.
Семь дней из рога нарты пиво пили,
Горячие носили пироги,
И в танцах зажигательных кружили,
По ту и эту сторону реки.
***
В те дни у нартов не было царей,
И общие вопросы на ныхасах,
(немногим отличавшихся от наших,
парламентов, советов или дум).
Решали . Но считали всех ровней
Того, кто обществу свой острый ум,
Предъявит;
Чей быстроногий конь, других коней,
В клубящейся за ним пыли оставит,
А всадник обойдёт богатырей,
Которые боролись с ним на скачках,
Но уступили - первым нартом станет,
Поскольку был устойчивее к качке,
В седле, на море, или на пирах.
И было так. Ведь, у иного стремя,
Способно дрогнуть, и из слабых рук
Уздечка может ускользнуть на время,
Ни мало бед он навлечёт на племя,
И племя много перетерпит мук,
Когда внезапно ропот клюнет в темя
Их витязей в решающем бою.
Советов я владыкам не даю,
На их пути препон не оставляю,
А, лишь, о древних нартах размышляю…

--------------------------------------
Уаиги  - великаны – ( одноглазые циклопы), враждовавших с нартами.
Ныхас – собрание , совет ( осетинский) ;

Рождение Батрадза.

По горным кручам некогда Хамыц,
В погоне за оленем поднимался
Всё выше, и поднявшись выше туч,
Пустил стрелу, и громом отозвался
Её, как молнии, сверкнувшей луч,
Во всём ущелье эхом обернулся,
Кусок породы горной встрепенулся,
И камнепадом, обернувшись вдруг,
Упал на дно, ведь, витязь промахнулся…
Удача ускользнув из цепких рук,
Легко, преодолев одну преграду,
Другому, подоспевшему на звук,
Сама упала в руки, как награда.
Оленью тушу, разделив как надо,
Богатыря приветствовал : «Хамыц,
По праву старшего ты долю взять обязан.
Со мною ты одной добычей связан»,
И на него из-под густых ресниц,
Смотрел, как будто измеряя взглядом.
Потом пошли стрелять по склону птиц,
И тетивы спускали стоя рядом,
Но стрелы незнакомца били дичь
Точнее, чем его и нарт Хамыц,
Считавший , что давно  сумел постичь
Охоту всю, был вновь  обескуражен…
Сам предложил, охотнику поклажу,
До сакли его горной дотащить.
Под кровлей ожидающие сёстры,
Все были хороши в одеждах пёстрых,
Сумели славно гостя угостить,
Позволив жажду утолить и голод,
И на лежанке бурку расстелить.
Внезапно нарта жар пробил и холод,
Осмелился свой взор остановить,
Лишь, на одной из них, в пыли сидящей,
Под кожей лягушачьей лик хранящей,
Решившейся личину приоткрыть.
Светлей, чем утром в самый светлый час,
Под крышей стало, хоть давно Светило
За горизонт устало уходило…
О сватовстве судили и рядили,
В сказаниях поют до наших дней,
Что в этой сакле душу в душу жили,
И много б родилось у них детей,
Но то, что было суждено, свершилось,
Вмешался случай и ещё Сырдон.
Был у лжеца прекрасный баритон,
И ложь в ущелье, как река струилась.
Он говорил, - ему «Не по нутру,
Что нарты позабыв заветы предков,
На их ныхас идут теперь не редко,
С женой, не расставаясь по утру.
Вот, нарт Хамыц, принёс жену в кармане,
И с этих пор Сырдона на аркане,
Как многих прочих, им не заманить…
И пусть они решат, как дальше жить,
Хамыца странным потакать капризам?
И к новым приготовиться сюрпризам?
Или его лягушку проводить,
В оставленное ей, отца селенье,
Затем, чтобы рассеялись сомненья?»,
И бил себя в неправедную грудь.
И собралась она в обратный путь,
И целовала мужа на прощанье,
Ведь, дал же витязь брату обещанье,
В отцовский дом тотчас её вернуть,
Когда взглянут не так, не так шепнут,
Хотя бы раз один, а тут собранье….
И после девять месяцев нарыв,
Рос на израненной спине Хамыца,
Пришёл к Сатане, чтобы подлечиться…
А , после – каждый помнит этот взрыв!
Воды в колодцах, вовсе, не хватало,
Река кипела, мальчик из металла,
Родился и три дня не остывал.
У нартов было витязей не мало.
Батрадз -  железным путь свой начинал.
***
И всё – же, что-то по прочнее стали,
В нас в детстве заложили мать с отцом.
Теперь, когда родителями стали,
Что мы оставим детям – отчий дом?

Немногое добыто нашим потом,
Но если даже - да, то, что потом?
Осталось, что – то там, на перевале,
Посаженный когда - то сад, едва ли…

Наверное, борьба добра со злом,
Пока воздушным занимались замком,
Осталось, там лежащей под замком.
Быть может, нам отважится на взлом?

Как нашим с Вами достославным нартам!

----------------------------------------------
Батрадз – персонаж эпоса , сын Хамыца и его жены, скрывавшейся под лягушачей кожей, покинувшей селение нартов;


Симд нартов.
 

В железной башне, между двух морей,
И у семи дорог на перепутье
Жила Акола, каждый Божий день
И в стужу, и в весеннее распутье,
В осенний листопад и летний зной,
Оборотившись горною орлицей
Взмывала в небеса и над скалой,
Кружила одинокой гордой птицей.
Никто из Нартов, не считая братьев,
Загадочной слывущей красотой,
Не видел девушки, живущей над горой.
Напрасно осаждали замок сватья.
Там путник мог остаться на ночлег,
И от грозы укрыться в непогоду,
Манящий свежим запахом чурек,
Был там, но деву не видали сроду.
И тщетно сотрясал ущелье Симд,
Не удавалось, даже, лучшим в пляске,
Сорвать её затворничества нимб,
И поволоку с глаз, таящих ласки.
Однажды в круг пришёл и сын Хамыца-
Батрадз железный, девушку познать
Не смог и он. И именитых лица
Менялись. Не желая больше ждать.
Спросили старших: «Как её позвать
И девушки внимания добиться?»
И Урузмаг ответил – «Отступиться
Не может нарт, пока ещё он жив,
Пусть молодёжь, как прежде веселится,
А девушка ответит на призыв!».
И оседлал коня, овса и слив
Десятка два в свою котомку бросил,
И прежде, чем в траву упали росы
Преодолел зияющий обрыв.
Он был один, а за спиною ропот,
Звучал в его ушах: «Седой старик,
Куда ему, когда могучий крик
Батрадза, и коней горячих топот,
За двери замка так и не проник?»
Он спешился и попросил коня,-
«Чтобы, как вкопанный стоял на месте,
Как не свистела б плеть, его гоня
И сдвинулся, лишь с Урузмагом вместе…».
Служанка поспешила разузнать,-
«Кто смеет нарушать покой Аколы?»
И та распорядилась их принять.
Старик сказал,-что времени терять
Не может он. А должен от неволи
Или от смерти, может быть, спасать
Сестру свою, и что для разговоров,
Нет времени, ведь там войска врагов,
Свирепых и безжалостных агуров.
Взнуздал Арфона и исчез от взоров,
Но, лишь, до поворота был таков….
Там спешился и дал коню овса,
Поил его, расчёсывая гриву,
И быстро, может через два часа,
Под окнами Аколы был на диво.
Он сообщил, растерянным девицам,
Что, - «Опоздал, враги уже сюда
Идут, а он, теперь, подобно птице,
Спешит с его семьёй соединиться,
И от агуров жуткого вреда,
Спасти, ведь не успел уже сестру…».Тогда,
Затворница сама к нему спустилась
И под его защиту попросилась.
Направили коней по косогору,
Стрелою мчались, то с горы, то в гору.
И чёрной тучей поднималась пыль,
От Симда нартов … Девушка спросила:
«Сие ей сниться или это быль?»
«То нартов, пребывающая сила
Врагам навстречу вышла, чтобы в бой
Вступить с агурами»  -, довольный сам собой,-
Ответил деве первый нарт устало,-
«Ты к ним сойдёшь, иль это слишком мало?»
- «Как не сойти?», - она ему сказала,
И спешилась, за чёрною горой.
И нарт Сослан, известный всем герой,
Охотник , воин, лучший нартский лучник,
Ей сообщил, что, -« Это с неба лучик
К нему сошёл, -(И сам стоял не свой…).
Он говорил,- «Что в танце нету лучше,
Его ... Но только чуть качнула головой,
Акола, незаметно улыбнувшись…
Хамыцу, Урузмагу отказала,
Сказав, что в их весенней бороде,
Трава уже осенняя застряла,
И что Сатана, пироги к еде,
Повторно им уже подогревала…
И из-под длинных и густых ресниц,
Лукавым взглядом только наблюдала
За нартами, подобно, стае птиц
Срывавшихся с вершин. «С тобой Батрадз,
Я станцевала бы. Ты, несомненно, лучший,
И говорят, - на подвиги горазд:
Готов ли ты, спустившись с горной кручи
Отправится? Ведь дальним будет путь.
На небе так, безоблачном, чуть – чуть,
Пятном мелькает маленькая туча.
У Уаига, много лет в плену,
Твой родственник - Ион, а ты могучий
Прозреешь. Эту сбросить пелену
Представился тебе счастливый случай:
Позор семьи сумеешь кровью смыть,
Несметные сокровища добыть,
Деянием своим прославить нартов,
И можешь посылать к Аколе сватов,
С тобою в танце буду я кружить».
И в этот день пришёл Батрадз к Сатане,
Спросил, -«Где конь Иона и седло?»
К исходу дня уже пределы стана
Преодолел. Коня его несло,
Быстрее, чем подхватывает ветер,
Плывущие по небу облака.
В пределы Уаига в тот же вечер.
Ион там пас несметные стада,
Для великана, проклятого Богом,
Исчадья этого и будущего ада…
Но от Иона нарт – Батрадз немного
Узнал, о том, что две горы сходясь,
Затем опять расходятся мгновенно,
Чудовище живёт там не таясь,
И семь его голов одновременно,
Пьют кровь девиц или ложатся спать.
И только конь Иона рассказал, -
Что хвост его, там между гор, остался,
И что назад один он возвращался,
Без всадника ведь тот с коня упал.
Батрадз, иначе не был бы Батрадзом,
Коня направил в дьявольский проём,
И, всё -таки, успел с конём вдвоём,
В пределы Уаиговы прорваться.
Там дев, что предназначены к закланью,
Увидел он,-дочь Солнца и Луны
Роняли слёзы под Батрадза дланью,
Их слёзы омывали валуны.
И объяснили витязю,- «Убить,
Чудовище и первый нарт не сможет,
Вот оттого спокойно он и спит,
И смертная тоска его не гложет:
Заветный меч в таком ларце лежит,
Чья крышка людям неподъёмна тоже».
Батрадз , иначе не был бы Батрадзом,
Курдалагоном выкованный меч,
Он выхватил, решившись пренебречь
Словами, на ларец направив градом.
И развалился на двое ларец,
Взял в руки Уаига смертный меч
И шесть голов отсёк одним ударом.
Затем, чтоб злодеяния пресечь,
Сатаной, наделённый этим даром,
Держал ещё по хиатигски речь…
И про Иона не забыл он тоже,
И искупав в волшебном молоке,
Сосуд наполнив в этой же реке,
Заметил вдруг, что старец стал моложе.
Волшебную нашёл там витязь кожу,
В какую что угодно завернёшь
Теряет вес; верёвкой перевяжешь
Волшебной и до дома донесёшь;
И крылья, что несут куда идёшь.
Батрадз , иначе не был бы Батрадзом,
Когда с собой спасённых им не взял,
И крылья бы, теперь, не направлял
В родимый дом. Там угостил всех разом.
Иону отдал в жёны дочь Луны,
За мудрость Урузмага и Сатаны
Из рога пил и говорил тосты.
В волшебном молоке умыться
Просил он постаревшего Хамыца,
И дочки Солнца с ним навёл мосты.
И положил несметные дары,
К ногам родни, любимой им Аколы.
Та вкруг вошла, его покорна воле,
А симд  гремел с зори и до зари.
***
А я мечтаю, чтоб моя Акола,
Когда я без вола и без угла…
Не снизошла, а тихо подошла,
И руки мне на плечи положила,
И в танце, просто так, со мной кружила,
Кусала губы, а не удила,
Когда не очень гладко шли дела,
И «серенького» к ужину ждала,
Пока меня не заберёт могила.
На то , наверно , есть свои причины…
Но как - то раз , над пропастью в горах,
Стоял не молодой уже мужчина,
Дрожали ноги, поднимался страх,
Стопа с тропы соскальзывала мимо,
А всё-таки он сделал этот шаг
Который приближал его к любимой…

Симд – массовый танец; Курдалагон – небожитель , покровитель кузнецов ; Арфон – конь Урызмага; Уаги – циклопы, агуры – враги нартов; Батрадз , Акола – персонажи эпоса.хиатигский язык – язык древнего легендарного народа.


Сказание о Батрадзе
 

Громадою, сорвавшись с высоты
Не страшен камнепад народу Бцента,
Какой бы узкой не казалась лента
Тропы в горах, они на ней могли
От камня увернутся – их щиты,
Возможно, из косых дожей росли,
И взял Хамыц себе жену из Бцента.
Его пьянил и стройный гибкий стан,
И доброта, и теплота, и нежность,
Наивность, не способность на обман,
И сказанного слова белоснежность,
Лица открытость, дивный блеск в глазах,
И песни, что рождались на устах…
С вершин сходил в ущелье к ним туман
И, тотчас, же окутывал сгущаясь,
Их облик. И мечи их не касаясь,
Не наносили им глубоких ран.
С покон веков в ущелье этом были,
Неуязвимы для копья, стрелы,
Но Бог не защитил их от хулы,
И повстречавшись с ней они не жили.
И к башне семиярусной печаль,
Как слёзы к горлу подступили комом,
Когда она за их еловым бором,
Неосторожно звёздную вуаль
Приподняла, и встретила злословье,
Не буду утомлять Вас предисловьем,
И Вы не раз, наверное, со злом,
Ничем не обоснованным встречались,
А, может даже, и соприкасались,
Как эта девушка тогда, к лицу лицом.
Но для неё была смертельной рана,
И словно пробудившись ото сна -
Та, что одной рукой кроила,
Другой наряды из тумана шила,
И мужа умудрённого ждала,
Просила, чтоб Сатана разрешила
От бремени её, и умерла.
Сатана же из – за спины достала,
Мальчишку и удалым назвала.
За ночь быстрее вырастал в три раза,
За день один, в пять раз быстрей других,
И звали того мальчика Батрадзом,
Детей у Нартов не было таких,
Которых с ним бы в быстроте и силе,
Они могли б сравнить, и не сравнили.
По пол барана он в один присест,
Съедал, когда садился с ними есть.
Курдалагон (почти, как тот Гефест),
Мечи ковавший нартам на досуге,
В небесном повстречался с ним чертоге,
Чтоб в горне мог кузнечном раскалить,
До самого красна и остудить,
В волнах, ревущих вспененного моря,
Не знаю я, не мне о том судить,
Как нужно было духу поступить
(Я только слёзы лить могу от горя,
Безумно было мальчика мне жаль).
Но славную, с отливом синим сталь,
Сварил Курдалагон - стальная воля,
Была у нарта юного и доля….
Он семью семь убил Уациллата,
Уастырджита , и у Фалвората,
И на Дзуаров грозных поднял меч,
И многие из них костями лечь,
Успели прежде, чем дошли до Бога.
Селенья от разора защитил,
И кровникам примерно отомстил,
И уставать он начал понемногу.
Потом решил, что бесполезна сила,
Всегда найдётся кто тебя сильней,
Не верю я, что жажда положила,
Конец его покрытых славой дней…
Когда Батрадза, в тесный склеп вносили,
То, тело стало легче лепестка,
Нежнее нежных лилий руки были,
Улыбка губы тронула слегка.
И те места святилищами стали,
Где грозный Бог скупые три слезы
Пролил, там может путник от грозы
Укрыться. И, возможно, от печали…

***
Нет ничего сильнее, чем любовь,
И ничего на том и этом свете,
Что так тревожит и так пенит кровь,
И ничего на свете безответней.

Нет беззащитней, нет её слабей,
И так, не постижимее для мести.
От дня Творенья до последних дней,
Стремитесь, чтоб не порознь, чтобы вместе.

За кровь, возможно кровью заплатить,
Взять зуб за зуб или за око - око.
Куда сложнее на земле любить,
В толпе не оставаясь одиноким.
------------------------------
Курдалагон, Уастырджи, Фалвоворат , Уацилла , Дзуар (ангел) – небожители , небесные покровители нартов,
народ Бцента – легендарные горцы, погибающие от злословия. Склеп - место захоронения, могильник с укреплёнными стенками. ;

Сказание о  Сослане.

Когда в горах большой ледник подтаял,
Глубоководным бурный Терек стал,
В бешмете, укороченном Сатану,
Пастух, овец пригнавший созерцал.
(Вслед за другими, утверждать не стану,
А, он и сам не помнил, как попал
На камень, посреди реки). Вулкану
Подобная с небес сорвалась страсть,
И на него, как лава извергалась,
Ну, с кем из нас такого не случалось,
И нет того , кто мог бы не упасть.
Волна беднягу смыла, по теченью
Он вышел ниже, в нескольких шагах,
А хитрый дух украл его влеченье,
И в камне спрятал, чтоб до разрешенья,
Сидело, как другие там впотьмах…
Сатана прекратившая стирать,
Истолковала правильно знаменье,
И камень дотащила, дни считать
От воскресенья стала к воскресенью.
А через девять месяцев взломать,
Его решилась, потеряв терпенье.
Мальчишку, в камне том, она нашла,
И тотчас же, Сосланом назвала,
Полгода согревала и кормила,
Усыновила, сыном нарекла,
И Урузмага в том же убедила.
У нартов равных не было Сослану,
На чаше нартов танцевать как он,
Никто не мог. И чаша подвигалась,
К нему сама, и также проливалась,
Когда он пел и вещий видел сон.
Он мог одной рукой поднять быка,
И тут же перебросить через море,
Враги его страшились кулака,
И с нартами он был в пирах и в горе.
На небе, как – то, у Курдалагона,
Для них достал из синей стали плуг,
И от скота ломились их загоны,
И вдоволь дичи добыл его лук.
Ему всегда благоволили нарты,
И целый небожителей отряд,
Однажды, так тогда упала карта,
Пошёл по свету силу испытать.
Три брата – великана до заката
Решили нарта этого поймать.
Один из них мог сразу семь оврагов
Всего одним прыжком преодолеть.
Другой по небу соколом лететь,
А третий обнаруживать врагов,
Легко найти иголку в стоге сена.
Но в этот самый миг крылатый конь,
Направил к стогу этому колена,
И Уастырджи спешился, на кон
Поставил репутацию и к Богу,
Направился, немедля на поклон,
Чтобы позволил путнику подмогу,
Немедля оказать, иначе он,
Легко добычей великанов станет.
Но не позволил Бог, и покровитель
На землю гребень бросил – вырос лес,
Чтоб задержать погоню ; Повелитель
Всего и всех, земли, воды, небес,
Известный , как небесный Вседержитель,
Успел сменить на милость лютый гнев.
А между тем, погоня продолжалась,
В последний миг, когда уже смеркалось,
Сослан в ветвистой роще, средь дерев,
Укрыться смог и избежать расправы.
На утро Уастырджи – Боже правый,
Просил о том же… Бог не разрешил,
Он укорял его и говорил, -
«Ты вечно за насильников и воров,
А, вовсе не на правой стороне,
Пусть по законам будет в той стране,
Ступай же, я устал от разговоров».
Уастырджи и тут не отступил.
Дождавшись одного ещё рассвета
Он за Сосланом камень бросил свой,
И выросла гора величиной,
Такой, что прежде не было на свете.
И снова к Богу поспешил домой
И говорил,-«Что витязь не насильник,
Про то, что не разбойник и не вор,
Что если не позволит, будет кровник…
А, Уастырджи миром кончит спор.
Бог согласился, -  «Если  только миром,
Но если бойней я с тебя спрошу».
И дух сумел, фандыром, пивом, сыром,
Смягчить сердца и не достал пращу.
Калым за ими взятую сестру,
По праву, получая друг – Сослана,
Протянутую руку великана
Пожал как мог. И танцем по утру
Закончили свирепую игру.
А в танце, краше не было Сослана.
Нимало подвигов содеяно героем,
Нам и крупицы здесь не перечесть.
И нарты пировали в его честь,
И небожители слетались роем .
Сам Уастырджи подарил ему,
Авсурга, - «Лишь тебе и доверяю» ,
Курдалагон сказал , - «Быть посему,
Тебе я мой волшебный меч вверяю».
И Донбеттыром , как владыкой вод,
Дано Сослану тоже обещанье,-
«Вращать их жернова из года в год»
Тутыр с Афсати тоже на прощанье,
Сказали, - «Что покуда небосвод
Стоит, у нартов будет дичь и скот».
Реком , Макалгабырта, Ауцилла
Им разных злаков дали семена.
«Пускай у Вас отборного зерна,
На всех достанет, и не будет зла».
Подарков мне не перечислить тоже,
И как сказать , какой из них дороже?
Не здесь, а там, где мы в стране теней
встречаемся друг с другом и с собою,
где от истока до исхода дней
За зло и за добро всегда с лихвою
получит каждый, был и нарт Сослан,
Ещё при этой хрупкой, бренной жизни
С умершими он восседал на тризне,
Свидетелем был страшного суда.
Была там и умершая жена,
Которая при жизни говорила:
«Как только призовёт меня могила
Ты обелисков мне не ставь, довольно,
Чтоб каждый год зелёная трава
Над головой моей росла привольно,
А ветер доносил твои слова»,
И с дочкой Солнца брак благословила.
Но, порождают новый грех, грехи,
которые от прошлого остались,
и даже, с воскресеньем Бедухи,
волшебной бусинкой с его руки
герои наши с прошлым не расстались…
И жил Сослан счастливо с Ацарухс,
Но, оскорбил случайно дочь Бальсага,
Прикинувшийся старой
шапкой трус
Пригрелся на груди, и вот ни шага
Сослан уже не сделает без ног,
Не помогла не хитрость , не отвага…
В тот час , когда оставил нарта Бог,
Его убило колесо Бальсага.

***
Я видел, как ударом кулака,
Сбивают разъярённого быка,
С могучих ног воители иные,
А между тем, легко склоняют выи.

Магниты, прикрепляя к днищу чаш,
Стандарты изменяя для грузила,
Повязку со своих бесстыжих глаз
Фемида не случайно уронила.

К Сырдонам, нынче, переходит сила…
А нарт Сослан – он наш или не наш?

-------------------------
Реком , Макалгабырта, Ауцилла, Тутыр,  Афсати, Курдалагон – небесные покровители злаков, дичи, домашнего скота , ремёсел ( в частности кузнецов); Колесо Бальсага – волшебное колесо небожителя, лишившее ног  Сослана , которые не были защищены волшебством  были уязвимы, как ахиллесова пята ; Авсург – крылатый конь небесного покровителя путников Уастрджи; Бедуха , Ацарухс  - первая и вторая жёны Сослана. Сырдон – персонаж эпоса , сын  Гаттага и Дзерассы.



Сырдон


Сложней всего писать мне о Сырдоне,
Как нарт Сослан Дзерассою рождён,
И в нарты принят, и живёт доныне,
И родственником водным воскрешён.
Я думаю, что лик его навеян,
Лишь отражением того, как мы живём,
Когда узнать самих себя не смеем….
Нет, не без драмы был Сырдон осмеян,
Всегда трагикомично отомщён.
Спасал нередко тех, кто не был добрым,
Кто смеха ради над его добром
Глумился, унижать его пытался,
И приходил к его семье с мечом.
Как мог, так он от них и отбивался,
А слыл и хитрецом, и мудрецом.
Нередко лживы были его речи,
Сатирой едкой оснащён язык,
Но, только, мы его не слышим крик,
Мы сами – плод его противоречий.
Свирель – она у нартов от Афсати,
И от Курдалагона нартский плуг,
Сатана пиво наварила, кстати,
Фандыр отдал ныхасу грустный плут…
Он понимал, что там живёт бессмертье,
Где плоть от плоти, в счастье и беде,
Всегда ведёт неравный бой со смертью,
Или приходит к людям по воде.
До наших дней из наших и не наших,
И позже, тоже, вряд ли кто найдёт
К кому придвинется, и на кого прольёт
Свой эликсир далёких нартов чаша….
Наверное, таким был общий план:
Под колесом Бальсага смерть находит,
И антипод, и враг его Сослан,
Как только близко к зеркалу подходит,
Из зазеркалья на него Сырдон,
Глядит, и взгляда с копии не сводит,
Как с каждого, кто видит это он…
***
И мы порою, ходим по кругам:
Анафемы, совсем, не тем читаем,
Пророков из общины изгоняем,
Или возводим стелы подлецам.

Наверное, в борьбе добра со злом,
Не сразу нашу сторону находим
И отмечаем мудреца клеймом,
А, в ранг его осла возводим…

Кивая часто в сторону других,
В самих себе души своей не чая,
В чужих глазах соринку замечаем
И брёвна игнорируем в своих…

От Марианской впадины и до,
Горы Олимп , нет в Солнечной системе ,
Того что не было б вовлечено
В водоворот времён и в наше время.

Нам - детям звёзд, давно - давно пора
Постичь себя, к Земле приникнув лону
Но мы как прежде , то на дочь Хура,
Киваем, то на происки Сырдона.
И до сих пор Бальсага колесо,
То в гору катит, то летит по склону…

---------
Сырдон – персонаж эпоса ( «пролятие и бич господний нартов»).
Дочь Хура – дочь Солнца
Фандыр – осетинский музыкальный инструмент ( струнный , щипковый ) подарен ныхасу ( совету) Сырдоном, который сделал его из жил своих детей, убитых Хамыцем , отомстившим за украденную корову . После того , как Сырдон подарил фандыр ныхасу , его приняли в нартское общество; Колесо Бальсага – волшебное , самоуправляющееся, железное  колесо небожителя .;

Центр Земли.

Искали как – то нарты центр Земли,
в дискуссиях они «ломали копья»,
 три долгих года, только не пришли
к согласию, и там, где рыли копи
и руды извлекали, где дары
морей и рек в их попадали сети,
и там, где упокоились цари,
и нищие… На том и этом свете,
всё обошли и старики, и дети.
Не помогли не листья с древа Аза,
ни мудрых небожителей рассказы.
Решенье должен был принять ныхас,
Но не нашли его и в этот раз.
На посохи с искуснейшей резьбой,
старейшины устало опирались,
но сколько бы они не собирались,
соображенья были вразнобой…
Но посох свой Сырдон принёс с собой,
и ткнул в то место, где стоял, ни шага
не сделав в сторону, изрёк: «Здесь центр Земли,
Кто с этим не согласен пусть проверит».
Переглянувшись нарты не нашли ,
того, кто был способен… И поверить
               
Сырдону,  чей язык гранит горы
мог сокрушить - решили все дворы.
***

«Какие б не случались перемены,
от устья до истока ойкумены,
где ты стоишь- там сердца средоточье
и на рассвете и глубокой ночью.

В тебе самом начало всех начал,
Там первый и последний твой причал…» ,-
Рассказчик замолчал, он всё сказал.
А я? Я воздух жадно ртом глотал.

Не совместимы вера и сомнения,
Как тьма и свет или как жизнь и смерть.
Не могут обойти , преодолеть,
Перелететь чрез камень преткновения

Не по ветру всегда держащий нос,
Не хитрость человеков , не психоз,
Не сила витязей, не листья с древа Аза
Не мудрых небожителей рассказы,

Не копий частокол,  не меч булатный…
Не кнут волшебный и не конь крылатый,
Не колдовство ведуньи бесноватой,
Не башни, что летали  на износ,

Как тучи, притворившиеся ватой
По небу, или тайных знаний воз…
Лишь тот, кто не щадил живот за брата,

За друга кто  поднялся в полный рост,
Сомнения свои же перерос -
Вне времени  с восхода до заката
 Любых миров,  когда  грядёт расплата…;


Ацамаз.
 
 
«…Я в этой старой притче простодушной, зерно рациональное ловлю
и вместо многословья строк ненужных, оставлю только главное: люблю.»
(А. Хантель.)


Непросто разделить наследство Аца:
Земля? – На ней не прокормить вола,
Вол хромоногий , пегая овца?
На всех зерна не редко не хватало,
Но трое собирались у стола -
Три добрых сына было у отца,
Был именитым нарт, но небогатым,
Свою свирель, не уронив лица,
Принёс ему, когда – то, сам Афсати.
Три раза собирались на ныхас,
«Ломали копья» в самых жарких спорах,
Но если бы там был любой из вас,
Всё, тоже, утонуло б в разговорах…
Свирепой бедности нелёгкая нога,
Стояла твёрдо там, у очага –
Давно в котле одна вода кипела,
Пустая свара братьям надоела.
Досталось сакля, с тем, что в ней и было,
Земля и скот двум старшим сыновьям,
А младший взял свирель, и очень мило,
Все разошлись, ударив по рукам.
Никто не обойдённым, не последним,
С достоинством, присущим только бедным,
Из них не посчитал себя и сам.
Зато, Бог Ацамаза наделил,
Таким талантам, что Тохтыр с Афсати
С небес спускались, и развесив снасти
Ловили птиц, чтоб петь он их учил;
Сам Уастырджи, от такой напасти,
Ветра и тучи, вдруг, остановил,
Неведомые в нём кипели страсти,
Крылатый конь по небу в такт ходил;
И больше не смотрели свысока
Кто вышивал на небе облака,
На юношу свои отбросив пяльцы,
Когда скользили по свирели пальцы;
Леса шумели в такт, гора с горою
Не в силах устоять пускалась в пляс,
И месяц молодой мог стать Луною,
Когда играл под ними Ацамаз.
Не Бонварнон и не Кардагсталы,
То Ацамаз сын Аца, с той горы,
К другой горе, где дочь Сайнаг-алдара
Идёт, и Солнце ярче засияло,
В кувшине медном месяц утонул,
(Тут, сколько не рядите , будет мало,
А там ленивый, даже, не заснул).
Откликнувшись на зов его свирели,
К красавице Агунде на колени,
С ущелья сокол зоркий прилетел,
С лугов высокотравных коростели.
Со склонов гор косули и олени
Пришли, и с ними горные козлы,
Сайдаг – алдара велики пределы,
Но, всё-таки, для них они малы,
Раскрыли лепестки цветы земли,
И там, где прежде не было травы,
Взошли и изумрудом засияли.
И захотела гордая Агунда,
На нарта - сына Аца посмотреть,
Открыла двери замка на секунду,
Волшебную взяла с собою плеть.
И видела, что статный, как олень,
Как горный барс в прыжке c нагорной кручи
Стремительный, как собственная тень,
И из людей , должно быть, лучший,
Держал в руках чудесную свирель,
И соловьёв заливистые трели,
Агунде об Агунде песню пели,
А Ацамаз в её глаза смотрел.
И навернулись сами Божьи росы,
Любовь сошла. До пят свисали косы,
Над пропастью кружилась голова…
Но , всё-таки холодные слова,
Она нашла их Ацамазу бросив:
«О славный юноша, сын Аца, Ацамаз,
Живи на радость матери, и помни,
Что будь, ты даже твёрже, чем алмаз,
Добытый как – то в той каменоломне,
Я не сойду с утёса, в этот раз.
(На миг один Земля остановилась
В тот не простой для Ацамаза час)
Старинную свирель мне подари,
Агунде, больше ничего не нужно».
Вздохнули небожители недужно,
Сама природа и её цари.
И Ацамаз разбил свирель о скалы,
И шёл с горы с поникшей головой,
За ним клубился дум печальных рой,
Закат с небес сошёл на землю алый.
А между тем, Агунда собрала
Осколки, что как брызги разлетались,
На алый шёлк сложила, как могла,
Коснулась плетью, и они срастались.
И очень скоро снова ожила
Его свирель, чернения остались,
Но чем она без юноши была?
В ту ночь, Агунда, тоже, не спала….
Решили нарты: «На Сайдаг – Алдара,
Они, как на врага пойдут войной,
Ещё спускались с неба духов пары,
И, тоже, размещались возле стана,
Чтоб Ацамазу юному помочь,
Заполучить Сайдаг – Алдара дочь.
Спросили Урузмага и Сатану…
И первый нарт из ножен вынул меч,
Сатана же сказала, - «Приберечь,
Вам нужно и мечи, и ваши латы …
Подумайте, кого возьмёте в сваты?»
И, вот, сам Уастырджи и Никкола,
Вошли в Сайдаг - Алдара светлый двор.
Не долгим получился разговор,
Их опечалило, что девушка сказала:
«Пусть юноша пригонит в наш притвор
Оленей сто, и чтобы однолеток,
Когда достоин, взять Алдара дочь,
Пока ещё не встал в горах цветок,
И головы не повернул бы к свету.»
Но дух Афсати им решил помочь
Составить это стадо до рассвета,
Агунда же, узнав про то, что сватам,
От имени её сказал отец,
Всю ночь ходила плача, по палатам,
Считая, что приблизился конец…
Но нет, в Алдара двор вбежали
Олени, и как вкопанные стали,
Когда Светило вышло из-за гор,
И говорят, они там до сих пор,
Танцуют симд, на том же перевале….
На свадьбу небожителей позвали,
С других ущелий многие пришли,
Дары свои влюблённым принесли,
И Ацамаза слышать пожелали.
И загрустил он, вспомнив о свирели,
Но в это время отворились двери,
Вошла Агунда, развернула шёлк,
И над ущельем песни зазвенели,
До наших дней там знают в песнях толк.

***

Эдип давно решил загадку сфинкса.
А, всё – таки, Орфей на берегу
Игравший на кифаре воды Стиксы
Остановил. Я тоже берегу

Мою надежду, твёрдо зная цену
Своих фантазий, трогая струну.
И знаю, что Коста, писавший Анну,
Не смог войти в волшебную страну.

Я как Орфей, оставивший кифару,
И Ацамаз, разбив его свирель
Не расставался, зная про химеру,
С моей мечтой, и верил в то, что Лель

Плетёт венок. Как верят миллионы,
Что был балкон на улицах Вероны,
Под коим Вильям не был никогда…
Но нас, со всех сторон, влечет всегда

Одновременно - сила и бессилье…
И добродетель наша, и вина,
Иллюзия, лишающая сна
Способная расправить наши крылья.

-------------
Уастырджи , Никкола, Бонварнон ,  Кардагсталы, Тохтыр с Афсати, - небожители, небесные покровители путников , семьи , ремёсел, дичи и домашнего скота .
 
Чья чёрная  лисица?
 
В один из дней, чтобы добыть лисицу
Пошли три брата. С ними Ацамаз,
Племянник их, сын доблестного Аца,
И он на них загнал её как раз.
Три лука, как один, почти мгновенно
Поднялись. И пустили три стрелы
Три брата в тот же миг одновременно,
А зверь взревел и рухнул со скалы.
И ветер не успел покинуть бор,
Верхушки сосен стройных покачнуться,
Упасть на землю лист, как вспыхнул спор,
Меж братьев, посчитавших промахнуться
Мог кто угодно - каждый, но не он!
И каждый был от брата отвернуться
Уже готов, когда на горный склон,
Лиса упала, чтобы не проснуться.
Со зверя сняли шкуру, три стрелы,
В него впились. Так чей же выстрел лучше?
Заспорили немедленно, тем пуще,
К единому решенью не пришли:
Ничем не пожелали поступиться,
Три брата - Урузмаг, Сослан, Хамыц.
(Племянник им советовал напиться
Воды, и после не теряя лиц,
Начать, по справедливости, делиться).
Орёл поднялся выше туч и точкой
Кружил над ними, и кричал шакал,
И каждый мог бы поступиться почкой,
Но не добычей! Каждый взять алкал…
Нашёл для них решение сын Аца,-
(Он твёрдо знал, что нету ничего
Дороже дружбы брата своего
С чем мог бы человек соприкасаться).
Его слова пришлись по вкусу всем.
Он предложил им рассказать по чуду,
Чьё станет занимательней, тот будет
Считаться победителем. Затем,
Решили, что историю Хамыц,
Расскажет первым, ибо был он средним,
(С какого не начни конца, не первым
Иначе был бы ). И с его страниц
Неписанных, его повествованье
Дошло до нас. Такое же преданье,
Примерно, рассказал и младший брат:
И тот и тот готовые отдать
Покупку, и добычу на охоте
Их спутнику. Но не смогли признать,
Что может в лес косуля убегать
Добытая их стрелами и потом,
Если они её освежевать
успели в час, когда ложились спать,
а вяленная рыба уплывать,
(Как мы, когда «хотим» не опоздать,
На нами нелюбимую работу!).
И с гневом не умея совладать,
Мечи подняли, разрубив надвое
Беднягу, что осмелился им лгать.
Одумавшись, однако реки слёз,
Пролили и как звери выли, стоя.
Где видано такое для героя?
И где найти теперь такой утёс,
Чтобы за ним укрыться от позора?
Клеветников к нему немедля свора
Сбежится, чтоб тотчас оболгать,
И как теперь , народу объяснять,
Что было истинной причиной ссоры?
И чтобы объяснить самим себе,
Поведанное «чудо» им проверить,
В которое не захотели верить
В бескомпромиссной внутренней борьбе,
Молились об убитым человеке,
И тело в том же самом роднике
Омыли , опалили на рассвете
На том же заколдованном огне.
И не стоять обоим на том месте…
В убитых, сердце так-же, как во мне
Сжималось , трепетало , шевелилось,
Воскресли оба, точно, как во сне,
И, даже злоключение забылось.
И Урузмаг поведал , что случилось:
«В долине  Зилахара у реки,
Был дивный дом, в котором всё светилось,
Голодного манили пироги.
Дала ему хозяйка там ночлег,
На славу накормила, напоила,
И перед сном его предупредила,
Чтоб к ней не приближался человек.
Но, он вошёл. Удар волшебной плетью,
Под колдовской скрывающейся сетью
Мгновенно превратил его в осла.
Хозяйка с ним неласкова была,
В наём сдавала нехорошим людям,
О многих заключениях не будем,
Писать - ни мало претерпел он зла.
Через пять лет удар волшебной плети,
В возницу обратил его и он,
Пять лет возил , казалось, всё на свете,
Лишь, ночью возвращался в свой загон.
Потом ещё пять лет служил собакой,
От волка охранял стада овец,
Бросался, с серым не гнушаясь дракой.
О той собаке из конца в конец
ущелья  быстро долетела слава,
и волчья не страшна была облава,
когда кормили сытно - до отвала,
и говорили добрые слова.
Но, как - то раз повадился медведь,
в затерянное среди гор селенье,
и вот в одно такое воскресенье
взял Урузмаг, его звериный след,
догнал в горах и лаял, заливаясь…
И дух Афсатти, через столько лет,
под бурого личиною скрываясь
сошёл , чтоб колдовство свести на нет,
Дал витязю советы приближаясь:
«Скажись больным и откажись от пищи,
На шаг один не подходи к воде,
Пускай решат, что ты в том доме лишний,
иначе, не помочь твоей беде…
Ударь себя её волшебной плетью,
когда сумеешь ею завладеть,
довольно Урузмаг тебе под сетью,
колдуньи верным псом её сидеть».
И сделал Урузмаг, и получилась:
лишь на минуту ведьма отлучилась,
решив, что пёс свернувшийся у ног
издохнет скоро иль уже издох…
И витязь, завладев волшебной плетью,
От чар, кругом раскинувшихся сетью,
Себя освободил. Её дождался,
За муки сам себя вознаградил,
Потом в ослицу ведьму превратил,
Ещё три дня до сакли добирался,
От дома, где он столько лет «гостил…»
И отдал Ацамаз ему лисицу,
Найдя, что шуба из неё к лицу
Как старшему в селенье мудрецу,
Чья юная фантазия как птица:
Над саклями взмывает, как синица,
Но журавлём на крышах их садится
***
Не скрою, что с заглавных букв страницы,
Я твёрдо знал, кто здесь «сорвёт Джекпот».
Не могут братья в старшем усомниться,
По той тропе рассказчик нас ведёт.
Конечно, дело вовсе не в лисице,
В сказаниях ни мало чего есть,
Чему у нартов стоит поучиться:
Для них всегда дороже жизни честь
Пока ещё впадает в Каспий Волга;
Сомнения не длятся слишком долго
Ведь, жизнь, порою, тоже не долга,
Но их не покидает чувство долга;
И проклят, кто слепого сбил с пути,
С голодным кто не поделился пищей,
Возмездие его везде отыщет,
Когда не так, мне с места не сойти….
---------------------------
Ацамаз племянник Урызмага, Хамыца и Сулбацци, талантливый музыкант, обладатель волшебной свирели.

Тотрадз и Сослан

И жил Тотрадз из рода Алагати,
Его отца и братьев семерых,
Убил Сослан, свирепый кровник их,
Копьё и меч преодолели латы,
Вонзившись в грудь. Никто из Алагати,
Не показал спины своей врагу,
Встречаясь ни с одним Ахсартагати
В непримиримом тягостном бою.
И создал Бог стальную грудь Тотрадзу,
Чтоб искушённый в битве нарт Сослан
Не мог бы нанести серьёзных ран
На чтобы не был он в бою гораздым.
Не стал он защищать Тотрадзу спину,
Историю припомнить хоть одну,
Про то, что меж фамильную войну
Хотя бы раз сопровождала трусость
Не мог никто. Никто не мог вражду,
Осознавая всю ее нелепость
Остановить и разрастались склепы,
Редели нарты, каждому в роду
И враг передавался с малолетства,
С таким же постоянством, как мечи,
Как конь убитого или его уздечки,
Переходили к младшим по наследству.
Какие бы там нравы не царили,
Но женщины всегда во все века,
Оплакивали павших, на могиле
Их слёзы были чище родника.
У очага задумалась Сатана,
У Алагати, кровник подрастал,
Как говорят он по часам мужал,
И позвала она к себе Сослана:
«Там кровник твой, убей пока он мал,
Когда придут на наши игры нарты,
Последнего мужчину Алагати,
Пока он наших дров не наломал,
От боя он не сможет уклониться,
Когда не выйдет, то его сестрица
По нашему обычаю твоя,
И ждёт её тогда судьба рабыни,
И как бы не рыдала мать о сыне
Отправит в бой его, твоя семья
Молиться будет за тебя отныне».
И нарт Тотрадз, врага услышав вызов,
Покинул люльку, оседлал коня,
Отправился к горе его гоня,
Судьбе на встречу , вслед за тучей сизой,
Чтоб отомстить за братьев и отца,
И от его железного лица,
Остался след на детской колыбели,
И гордые орлы с вершин взлетели.
Стрела Сослана грудь его нашла,
И, как горох от стенки отлетела,
Неуязвимым оказалась тело
Для острого копья и для меча.
Сослана Божья сила одолела.
Израненное тело волоча,
Копьё Тотрадза долго по ущелью,
С желанною своей носилось целью
До самого последнего луча,
И кровью обагрённые доспехи
Вздувались, как кузнечные меха.
И с кровником заговорил Сослан,
Покроишь ли своё ты имя славой,
Убив, того, кто ослабел от ран,
И местью насладившись, как отравой?
Через неделю, в миг, когда туман,
Сойдёт с вершин, могли бы вновь отвагой,
Померятся. Не различив обман,
Тотрадз с ним согласился вновь сразиться,
Пусть Божье правосудие свершится,
Под чёрной Алымбеговой горой.
Вернувшись ночью в саклю сам не свой,
Сел у огня поверженный герой
И обречённо говорил с Сатаной.
Она, закрыв его глаза рукой,
Шептала, над кровоточащей раной,
Соединив её края иглой.
Потом сказала, чтобы волчьи шкуры,
К её ногам герой сложил горой,
Затем , пока ещё не встанут куры,
К Курдалагону, чтоб пришёл домой
И попросил сто бубенцов из стали…
И шкуры раздобыв, пошёл герой
К жилищу небожителя в печали.
И дождалась , и шкуры задубив,
Коня бока покрыла бубенцами,
И после женским облаком прикрыв,
Наставила такими вот словами:
«К горе приедешь, не сходи с коня,
Дождись пока к тебе он боком станет,
Не выходи пока не перестанет,
Срамить за трусость, и тебя кляня,
Не повернёт поводья, грозной тучей,
Как с неба упади , его спина,
Как у других людей , защищена
Одной кольчугой, от стрелы могучей,
Как камнепад в горах падёт стена,
Увидишь труп врага под горной кручей».
И сделал он , как нарекла она.
И до селенья долетела весть,
На этот раз Тотрадз стрелой Сослана,
Повержен в спину и свершилась месть.
А мать Тотрадза отреклась от сына,
Сказала, что и погребать не станет,
Того, кто кровника страшится и бежит
Ему свою показывая спину.
Пускай в ущелье труп его лежит,
Пусть кости те собаки обглодают,
И ворон пусть навеки ослепит.
Однако матери немедля рассказали,
Что был обманом сын её убит.
И целый год Тотрадза поминали,
И склеп его доныне там стоит.
А в дом Сослана трое стариков,
Пришли его ни с чем не поздравляя,
В загробном мире кару предрекая,
И ту же битву у семи холмов…
А позже в древнем доме Алагати,
Сумели всех мужчин Ахсартагати ,
И многочисленных мужей Борати
Каким - то чудом нарты примирить.
Старинные обиды позабыть,
Как их прощают другу или брату.
***
Да, жизнь сложна, чем завершится схватка,
В загробном мире не дано узнать.
И в этом, тоже, не всегда всем сладко
И всё-таки старайтесь не упасть.

Пускай  Уацамонга в добрый час,
Прольёт на Вас совсем не много ронга,
Живите тут и радостно, и долго.
Пусть добрым словом вспоминают Вас.

----------
Алагати – один из трёх нартских родов, сословие жрецов; Ахсартагати - – один из трёх нартских родов, сословие воинов, Борати –
один из трёх нартских родов, сословие земледельцев , скотоводов, ремесленников, хозяйственников
Тотрадз , Аламбег – персонажи эпоса
Уацамонг – волшебная чаша нартов , пожалованная нартам Богом, само наполняющаяся и опустошающая ,
в зависимости от того правдив или лжив рассказчик ; ронг – крепкий напиток (аналог медовухи)




Гибель нартов
 

Не сосчитать героев и побед,
Как в небе звёзд, но как–то с горной кручи,
Вслед за гордыней, через пару лет,
Спустилась спесь за грозовою тучей.
Как меч, вошла в их девственные души,
И не было на море и на суше
Какой-либо защиты от неё.
Легко нашла пристанище своё
В домах , где больше не было откосов,
Чтоб в дни, когда с небес сходили росы,
К земле, приблизив стебельки травы,
Мечи точили нарты, а не косы,
Входили, не склоняя головы,
Вели войну с другими и собой.
И Бога они вызвали на бой:
«Довольно, мы устали поклоняться,
Доколе приносить Тебе дары?
В долине Смерти, возле той горы,
С Тобою наши витязи сразятся».
Бог вопрошал: «Оставить ли потомство
Их слабым, непригодным для войны?».
«Нет,- отвечали нарты, - благородства
Не занимать нам. Жёны и сыны
Придут с богатырями, чтобы драться!
Победы лавры или груз вины
Пусть поровну на всех распространятся».
И Бог пришёл, когда они пришли -
Стоит на достопамятной поляне,
Как обелиск, громадный чёрный камень,
Под коим нарты смерть свою нашли…
***
(Я думаю, примерно было так:
Плыла к рабовладельческим Афинам,
Не знающим про Бога, Духа, Сына,
Беда на утлых парусных судах)…
Сказанья лгут. Оливковую ветвь,
Им бросил Бог, за облаком укрывшись,
И устыдились нарты помолившись,
И приняли из Рук благую весть.


  Вместо послесловия


Владея только русским языком,
Сказания читал я в переводе,
О древних нартах, девственной природе,
Задумавшись о том, как мы живём.

Казалось, очень много изменилось,
Про многое узнали, и потом…
Но нет, такое точно сердце билось,
И тот же получался суп с котом.

Я наблюдал, как молодые Луны,
Сменялись полнолуньем не скачком,
И слышал, как волшебник трогал струны,
И как, затем, водил по ним смычком…

Различий отыскал не очень много,
Как и они я тоже получал
Знамения от дьявола и Бога,
Но только никогда замечал.

Но, может быть, на миг остановиться,
И на себя взглянуть со стороны?
Не бесконечно, всё же, будут длиться,
Подаренные нам когда-то дни…

Хотя я шпили гор высоких видел,
И пропасти бездонной глубины,
Не до любил, и не до ненавидел,
Мне вещие не снились сроду сны.

Легенд листая контурные карты,
Нетвёрдым чёркал я карандашом,
Едва касаясь достославной Нарты,
Свои дороги где-то за углом.

 
Никто не знает, что произойдёт
И завтра за ближайшим поворотом,
Какой ещё предложит приворот,
Нам наша жизнь, но пчёлы мёдом соты
Привычно наполняют. Жив народ,
Пока смеётся над собой и плачет,
Пока фандыр играет и поёт,
Пока отцов заветы признаёт,
И понимает, что нельзя иначе.
 

Разрозненные сказания Нартиады


Зарина
 
 
Владенья Донбеттыра велики!
Где нет его:  зыбучие  пески,
стада не бродят , колоски не всходят,
ни радости не знают, ни  тоски,
для жизни эти земли не пригодны,
а мир там слишком  стар иль  слишком юн,
сжимают лёгкие, как петли анаконды
сухие ветры и приливы дюн.
Безжизненные вёрсты или дали,
их верно  Бог оставил и забыл
иль людям в назиданье сотворил.
Владыка вод, как  люди не всесилен:
таким его застали мы и рок ,
не может он нарушить свой зарок,
и безнадёжно ноги тонут в иле,
и вот уже последний вышел срок…
Укрывшись,  под личиною закона,
в беззвёздную и тягостную ночь,
однажды омерзительный порок
к нему  явился из земного лона,
склонил обманом к тяжкому урону:
в жену отдать  единственную дочь
коварному  и лживому дракону.
А он на  дочь смотрел, как на икону,
молился и ничем помочь не мог -
иначе не укрыться от позора…
Рыдал , и слёзы застилали взоры,
к её руке божественной приник,
а сердце иссыхало, как родник.
«Отец, - сказала, - слёзы иссуши…
совсем иная мне мечталось доля,
на то была, должно быть, Божья воля
и ты свою Зарину не ищи,
позволь последний раз пройтись у речки,
где родилась и целовала мать,
и верною женой хотела стать
для витязя достойного - уздечки
его хранить, воспитывать детей
и старость украшать твою без спешки.
Нашёлся тот, кто нас с тобой сильней :
недобрый, некрасивый и нечестный
богатства океанов и морей
не хватит, чтобы избежать бесчестья».
Сказала и исчезла в тот же миг,
и облетела шар земной на туче
и тщетно звал её отец могучий,
а ветры только заглушали крик.
Но чародей проник в девичий сон,
а от себя не убежишь, едва-ли,
теперь повсюду ждал её дракон,
которого вообще нигде не ждали.
Девичьи слёзы в тысяче морей
нашли и по сей день ещё находят
те, кто в конце – концов к себе приходят,
к своей родне от чуждых им людей.
Но здесь же у реки, под горной кручей,
В девичье подсознанье негодяй,
прорвавшийся сидел, и как в падучей
стебался. Он её соглядатай
от смеха сотрясался: из ушей,
и пасти пар спускался по ущелью,
склонился над добычею своей,
и был уже в пяти шагах над целью.
Но в час , когда она уже смирилась
и справедливость вроде бы сдалась,
на кривду круча тут же обвалилась:
чудовищу уже не сесть, не встать,
злость хлещет из распоротого брюха,
в запруде убегавшая река,
присутствие в воде святого духа
до наших дней хранят два островка.
Зарина тут же в озере укрылась,
чтоб стать недосягаемой для зла:
история что с нею приключилась
наверно поучительной была.
***
Не первый раз я в келье богомаза
и потому ничуть не удивлён:
художнику приснился вещий сон,
( мы тоже различили, но не сразу),
не поняли зачем он на грузинском
читал стихи… Не зная языков
его любой бы понял на английском,
на русском, осетинском, аравийском,
как понимают все язык волхвов!
Кисть , как струна трепещет под рукою,
палитра поразительно светла,
не будет мудрость цитаделью зла,
и если даже выгорит дотла,
не станет никогда она иною -
недальновидность, разве, станет злою…
По крайней мере  так сказал Шалва .

Бедзенага сын удалой Арахдзау.

С подачи проницательной Сатаны,
грядущее в волшебном озерке
увидевшей, сплавляли по реке
мальчишку с одного к другому стану.
И c ящика, что с кровли у Бората
когда-то отсечённого бревна
был сделан, вышел отворив врата,
плод той любви, которая грешна.
С обмана начиналась эта сага.
Жена бездетного алдара Бедзенага
его усыновила в ту же ночь,
как Моисея фараона дочь.
Затем, чтобы сначала скрыть позор
сожительства мальчишки и девчонки,
и дабы не ходили кривотолки
охочих на неправый приговор,
с усмешкой не указывали пальцем
на место то, где словно одеяльцем
под облаком селенье верхних Нартов
укрылось, и не вниз, где лишних слов
про эту скороспелую любовь
ни мало говорило бы дворов…
Сам Бог послал алдару за труды
наследника несметного богатства.
Стада , озёра, реки и пруды,
бесхозными не могут оставаться.
И сына долгожданного жене,
которого не раз она во сне,
к груди своей, под сердцем прижимала,
и слёзы от отчаянья роняла
на полотно подушек и перин.
Теперь , она была счастливой с ним:
лелеяла, растила , обнимала,
пылинки все сдувала, как могла
и матерью во всём ему была.
Оповестил глашатай весь народ,
что ждёт алдара старого подмога,
родился сын, которого премного
алкал он, и теперь у них растёт
на радость матери по изволенью Бога.
А Бедзенаг такой затеял пир,
который помнят нартские селенья
до наших дней: гостей встречал сатир,
носили долго пироги, соленья,
быков зарезал белых и ягнят, -
такое чудо было говорят….
Мальчишка подрастал , бывал в селеньях,
но сыну Бедзенага имя дать
был должен проводящий дни в сраженьях
Сослан. Но в кои веки, прибыв отдыхать,
воитель тут же отбыл на охоту
(никто не смог героя разыскать)
И только у подножия горы,
чернеющей над лесом одиноко
он повстречался с мальчиком с востока,
спустившимся у заячьей норы.
И младший предложил ему вдвоём
охотиться на горного оленя,
шалаш построил, разложил поленья
и за водой спустился в водоём.
Три дня они охотились,
удача оставила Сослана в этот раз,
мальчишка убивал же каждый час
по зверю, а когда они делились
Умело отделив от большинства,
Отдал ему по праву старшинства,
И на коня вскочил, одев подпругу,
Отдал ещё одну по праву друга,
Лишь третью часть оставив для себя.
Сама невольно дёрнулась щека:
- Сослан спросил,- «А как зовут тебя?»,
- «Сын Бедзенага, близкий друг отца,
мне имя даст, он был все дни в походе,
его недавно видели на броде,
но мне, мне не узнать его лица…».
«Сослан перед тобою. Арахдзау
отныне звать тебя, и я не знаю,
охотника искуснее, чем ты.
И счастлив, что пересеклись пути,
с отцом твоим, с его достойным сыном,
Селенье наше вот за этим тыном
И знают все, в ущелье, где мой дом…».
И дни пришли, и к нартам поскакал,
поймав коня взрослевший Арахдзау,
а с пояса булатный меч свисал,
и громовик на нём сверкал играя.
Но как – то, у околицы селенья
пророчицу старуха повстречал,
и спешившись, с положенным почтеньем
приветствовал её и вопрошал.
Она сказала: « У отца-алдара,
есть очень быстрый восьминогий конь,
и громовик - падёт Иерихон!
И меч ещё, когда одним ударом…
Твоим мечом же люди режут сыр,
и на коне таком отвозят воду,
для пастухов… Весь ей известный мир,
«громовика» не устрашится сроду.
Пойди к отцу, когда тебе родной,
Он это всё отдаст без сожаленья,
И только если ты ему чужой…
Иди к нему и разреши сомненья.»
И Бедзинаг вручил ему коня,
оружие и дал благословенье,
и Арахдзаю в Нартское селенье,
направился во весь опор гоня.
Но вызвало большой переполох
внезапное его там появленье,
Сатану вопрошали все, кто мог,
что делать им и каково решенье?
Придумала она коварный план,
но им не помогли их ухищренья ,
он не упал на пол мертвецки пьян,
но оскорблённым и желая мщенья,
покинул не гостеприимный дом
затем, чтобы прийти к врагам с мечом.
Чалохсартаг же обещал Бедоху,
отдать в жену, тому кто сможет к сроку
указанного им вернуть его,
и разрешить вопросы без вражды,
без хитрости, коварства, ворожбы.
А сделать это было нелегко.
Молчали все, но вызвался Сослан,
в толпе людей оставшись одиноким,
смиряя гордость , позабыв про сан,
к решенью привела любовь к Бедохе.
И цели он достиг. У перевала,
догнавший Арахдзау предлагал
ему коня и меч… Но было мало
и юноше он правду рассказал,-
о том , что не получит нарт Бедоху,
когда вопроса с ним не разрешит,
и не вернёт его, и пусть простит
коварство их, и что в войне нет проку…
«О, нарт Сослан, когда бы с этих слов
ты начал, всё давно бы разрешилось,
обид не помню, привела любовь
тебя ко мне, считай , что получилось».
И он простил Сатану, сыну Хизу,
селения не сжёг, не разорил,
сказал, что никого здесь не обижу,
и снова с ними ел и пиво пил.
Но слова не сдержал Чалохсартаг -
сын Хизу, он Бедоху спрятал в башне
небесной, к миру свой не сделал шаг,
к раздору проложил межу на пашне.
А зеркало небесное молчало,
точнее, всем Сатана солгала….
увиденное в нём не рассказала,
что было там, то и произошло…
И справедливость восторжествовала,
честь и любовь свою спасёт Сослан,
Бедоха ему двери открывала,
Чалохсартаг заплатит за обман.

***
Кто говорит, что можно всё купить,
не жил ещё и многого не знает:
за деньги благородства не добыть,
любовь язык купюр не понимает.
Не продаётся дружба, никогда
не побеждают подлость и коварство,
а если пригласили их на царство,
то ждут людей разруха и беда.

------------------------------------------------------
Хизу – Солнце (осетинский)
Чалохсартаг – сын Солнца , персонаж  нартского эпоса
Бедзенаг , Арахдзау, Сатана , Бедоха – персонажи  нартского эпоса,
«громовик» - рог издававший устрашающие звуки.


Нарт Одинокий


Жил на краю селенья Одинокий,
ветшали сакля и кинжал отца,
и меч его, и белый конь до срока
старел в загоне. Не было конца
там нищете, не заходили гости,
лишь мать тайком роняла иногда
слезу по мужу. Омывала кости
в земле его небесная вода,
стучала каплями по ветхой крыше,
шуршали перепуганные мыши
под полом, только горе да беда,
ночами забегали к ним сюда.
Мальчишку накрывала одеялом,
а в сердце одиночество стучало
Один он был отрадой для неё-
и альфой , и омегой, и ломала
в отчаянии руки, только всё
что делала немного улучшало
их бытие. Кормильца их не стало,
а быть вдовой в ущелье нелегко:
спустя неделю после похорон,
в их дом друзья дорогу позабыли,
к их кровнику ходили на поклон,
там ели шашлыки и пиво пили.
Его не приглашали на пиры,
а саклю обходили стороною,
беспечною весёлою гурьбою
к другим дворам несли они дары.
Да, было нелегко. Она учила
за пазухою камни не держать,
уметь любить , жалеть или прощать,
и без нужды не пользоваться силой.
И постучался выбранный в селенье,
чтоб сообщить, что наступил черёд,
и Одинокий должен нартский скот
пасти на склонах и лугах в ущелье.
Потом пришёл второй, и сообщил,
что побратим его отца делиться,
с собратьями решил, и он явиться
обязан на раздел…Стал мир не мил!
Ну, как ему успеть, когда пробил,
одновременно час-и на раздел
Прийти и скот на пастбище отправить,
и некому ему плечо подставить,
да и никто в округе не хотел…
И тут же третий выбранный пришёл,
сказать, что за его невестой кровник,
его отца убивший, подошёл
к её селу: " И будешь ты виновник,
того, что был нарушен договор
отца убитого с его же побратимом,
восторжествует негодяй и вор,
тебя же ждёт бесчестье и позор,
и люди скажут ты проехал мимо…"
И Одинокий загрустил,-«Нана,
Ну, как мне быть, как справиться с судьбою,
и в чём скажи, теперь, моя вина?
Усвоил я, что сказано тобою…».
« О свет моих очей, пусть буду жертвой,
я за тебя! Пускай померкнет свет!
Ты многого не знаешь...Мимолётной
была моя любовь , его уж нет…
Отец твой был убит Сайнаг- алдаром
в неравном и без честнейшим бою,
коварным и неправедным ударом,
сумей же отстоять ты честь свою.
Свидетель Бог, нет никого дороже,
чем сын мой одинокий для меня,
а всё же меч отца достань из ножен,
садись на белого его коня.
Смотри-взошло лишь Солнце над ущельем!
Ты сильный, и сумеешь всё успеть,
но только постарайся уцелеть-
сыграем вашу свадьбу всем селеньем.
То было их совместное решенье:
«Когда–то побратим отца сказал,-
(за много дней до вашего рожденья,
а слово он своё всегда держал)
что будут братья, если сыновья
родятся, если дочери, то сёстры,
но если Бог распорядится пёстро,
то тот, чья дочь, отдаст ее в жену
родившемуся у другого сыну.
Вот час настал – готов ли ты в войну
вступить с алдаром и алдара сыном?
И он успел в село, где их родня
разлуку предпочла объединенью
(глухой к его она осталось мненью)
и разделил как надо. На коня
вскочил, и скот на пастбище отправив,
отцовский меч на злейшего врага,
направил, ему шансов не оставив,
врагов сразила всех его рука,
не смерти он страшился, а бесчестья
и должное отдав кровавой мести,
предстал пред той, которая нужна.
И в целости пригнал весь скот в селенье,
в согласии соседи и родня….
Там, за день, постарев, ждала нана,
и с радостью дала благословенье,
от счастья плакала и гордости она.
И было так: семь дней и семь ночей,
на свадьбе веселились старый, малый….
И говорят, что не было дружней
семьи или счастливей этой пары.

***
Нет, не всегда нас ждёт такой финал,
порою нам с тобой совсем не сладко…
Но тот, кто эту сказку написал,
стремглав от одиночества бежал,
И у меня не всё бывает гладко.
Я тоже о таком конце украдкой,
Не раз мечтал, когда её читал.

---------------
Нана – мама ( осетинский)Часто так обращаются к бабушке.
Алдар – крупный землевладелец, князь  ( осетинский .
Одинокий – персонаж эпоса .


Нарт Дзылы и его сын

В те дни, когда глубокие моря,
отваге в основном благодаря,
по щиколотку славным нартам были,
по дну они, как по земле ходили,
и отворив небесные  врата
к богам своим в чертоги заходили.
А в их ущелья сам Ауцилла,
Фалвоворат и даже Уастырджи
спускались. Именитый нарт Дзыла,
с которым небожители дружили,
встречал их у накрытого стола,
и ели шашлыки и пиво пили.
И дочери росли и сыновья…
Увы, и спесь с гордынею пришла
с туманом в три цветущие селенья:
где нарты, про молитвы позабыв,
наказы старших предали забвенью,
не стали по Его законам жить,
а чванством благородство подменив,
зазнайство перепутав с мерой чести:
и в том благословлённом Богом месте
злословие, вражда и жажда мести
цвели быстрей умения любить.
На яблонях их листья облетели,
повсюду был теперь чертополох,
вместо пшеницы рос болотный мох,
и тучные стада их оскудели.
И оседлав крылатого коня,
от нартов удалился Уастырджи,
 Фалвоворат ушёл с Уацилла…
Но всё-таки неправые дела,
не дали им услышать Бога трижды…
В амбарах больше не было зерна,
и стрелы их не достигали зверя,
но всё равно не возвращалась вера,
и шла междоусобная война.
Не чем-то экстремальным, а привычным
явлением безвременная смерть
там стала и её дыханьем зычным
пронизан воздух был везде окрест…
«Что делать нам спросили у Дзыла?»
( а был он на ныхасе нартов старшим)
И он решил, что - «Даст Ауцилла
зерна. Он был когда-то другом нашим».
Чтоб положить сомнениям предел
сказал,- что «К небожителю он сына
отправит, и тотчас ему велел,-
чтобы большую взял с собой корзину:
Сын мой никто не даст нам ни зерна,
здесь на земле, быть может небожитель…
Скажи ему, что не моя вина,
что сам я не явился, как проситель:
Ведь, волка ноги кормят,
А мои… Мои уже который год не ходят.
Скажи ему, что твой отец Дзыла,
(не сможет отказать он сыну друга),
скажи, что плохо здесь идут дела
по нами же проторенному кругу.»
Ведунья на околице села
Завидевши, его остановила,
Сказала, - «Не печалься сын Дзыла»,
Потом его молитве обучила.
На чердаке он высохшую шкуру,
нашёл. Встряхнул и нужные слова
сказал, приобрела она фигуру
прекрасного крылатого коня
из стада Уастырджи, и гоня
его во весь опор, за облаками
когда уже исчезла голова
он обнял круп летящего руками,
коленями сдавил его бока.
И к сроку у чертогов Ауцилла
Стоял, сказал,- что «Он посланник от Дзыла».
Его немедля стража пропустила,
небесная прислуга угостила,
а дух сказал,- «Ну вылитый Дзыла...
Ты дом мой не покинешь без подарка,
проси, что хочешь, ничего не жалко,
для друга мне, как у него дела?»
Но юноша запомнил, что ведунья,
ему велела ничего не брать,
всё рассказать, мгновенья на раздумья
не тратить, и просить совок забрать.
- «Ну, что ж возьми, ему ответил дух,
он нужен, чтобы возвращать за двух -
чудесным свойством наделён совок:
чем больше им ты ближним отдаёшь,
тем больше для себя же оставляешь,
амбары вам наполнит, только рок,
совки способны изменять едва ли…
Таких чудес мы духи не видали…».
Рассержен был отец,- «Совсем пуста
твоя корзина, нам бы зёрен, хлеба,
не для того тебя послал на небо,
чтоб ты ни с чем в голодные места
в ущелье к нам пришёл издалека».
- «Отец , увидишь , лёгкая рука
у сына. Я тебя не опозорю,
твоих седин… Для сына больше горя,
не будет... Всё увидим, а пока
открой амбар». И вскоре был тот полон,
чем больше отдавали, тем быстрей,
он полнился, хватило для друзей,
для всей родни, соседей и Сырдон,
пришёл зерном свою наполнив чашу,
и улыбнулся про себя Дзыла,
-  «Легко мы накормили три села,
и можем накормить ещё – знай наших!
Не буду утомлять вас пересказом,
Того как снова славный сын Дзылы
Поднялся в небо, обойдя углы,
отцовским руководствуясь наказом.
Опять ему ведунья подсказала,
Как должен он добыть волшебный прут,
который чуть к загону поднесут
и овцами он переполнен сразу.
Дары другие вежливым отказом,
обязан встретить был; и как Сырдон
злокозненные не оставил мысли,
как на ныхасе был пристыжен он
и из воды сухими нарты вышли
на этот раз. Сказал Фалвоворат:
с улыбкой юноше, - «Пусть будет так,
возьмите… Да будет скот у врат!
Чтоб брат не поднимал меча на брата,
и чтобы был размерен каждый шаг…
Меня, Его , себя не подведите,
до сей поры Он вам благоволит,
А другу моему Дзылы скажите
что рад, чем мог небесный покровитель
домашнего скота ему помочь».
Но светлый день, всегда сменяет ночь!
И в чудо это сын Дзылы не верил,
отцовского он опасался гнева
и до утра заботливо проверил
загоны: скот сдержать уже  не в мочь,
они ломились, тут же чья–то дочь,
и чей–то сын, его заслышав пенье
пришли и ликовало всё  селенье,
Поверил в сына старый нарт Дзыла
И слава в тот же час за ним пришла.
Теперь на всех ныхасах и поминках,
на первом месте был у них Дзыла,
когда сидел он во главе стола
у ног его была медвежья шкура,
три юноши с утра и до утра,
покой, оберегали, чтобы муха,
и та его нарушить не могла,
и чтоб комар не смел нарушить слуха.
В его конюшне был крылатый конь,
подаренный им духом Уастырджи,
в тот час, когда явился на поклон
сын старца, Богу помолившись трижды.
Сырдон был посрамлён, но не сражён,
и нартов убедил : «Пускай у Бога,
они усы попросят для Дзылы,
чтоб на Него он был похож немного».
Вновь в дальний путь отправился сынок.
Но Бог, он был далёк от произвола
и ревности, и дал ему платок,
а им лица коснись и завиток
любой с его усов в твои садится.
Сырдону это не могло присниться,
с ныхаса он бежал, поджавши хвост,
едва успев в кота преобразиться.
И надо же, додумался прохвост:
там, где решить вопрос не могут боги,
решают те, кто жалки и убоги,
всегда на дураков высокий спрос.
И именитых нартов убедил,
что тень Дзылы их лики оттеняет,
и новую интригу предложил,
и клюнули кто ничего не знает:
Теперь, соболью шубу для Дзылы,
был должен в срок любезный сын доставить,
сорвав с алдара с черной той горы,
пусть он докажет, что с алдаром сладит.
Там семь орлов с высоких круч взирают,
и тропы охраняют семь волков,
на семь не открываемых замков
В железном замке двери запирают.
Но витязю ведунья подсказала,-
«Отважный сын отважного Дзылы
Возьми семь курдюков, набитых жиром,
Чтоб смазать петли и пропустят с миром
они тебя, и семь бараньих туш
чтобы с лихвой на семь звериных душ….
На семь орлиных – столько ж индюшьих
Иди, дорогу может лишь идущий
осилить, как с алдаром быть
не знаю и сама, но победить
его обязан, только кроме шубы
не прикасайся больше ни к чему,
до времени пусть будут сжаты губы
, о плане этом больше никому…»
И получил Дзылы бесценный дар.
Сын сделал так, и побеждён алдар,
В ущелье говорили без умолку:
«Покинули его орлы и волки,
сочли, что нет в таких алдарах толка,
Из-за которых зубы их на полке…
В момент с петель его слетели двери,
Которые без смазки заржавели».
Насытились и те и эти звери,
но угли для пожара только тлели…
А всем казалось кончился кошмар.
И на ныхасе рассказал Сырдон,
о том , что ночью вещий видел сон:
«Другие племена, узрев Дзыла,
усы его издалека заметив,
решат, что слава с нартами пришла
с небес их божью милостью отметив».
И не сумел им отказать Дзыла,
а младшие и разуму не внемля,
несли его теперь в иные земли,
желая его славы и вола,
коня и прут, совок - плодоносящий…
И сделали, как научил Сырдон,
богов любимца, разрубив на части,
арбы свои направив под уклон…
Уацилла отборного зерна,
лишил амбары нартские и пашни,
Уастырджи крылатого коня
увёл на небо, сохранились башни
из валунов, что дух Фалвоворат,
когда-то из овец их тучных сделал,
А Бог закрыл небесные врата
И много лет на кувдах нартов не был.

***
Наверно оттого и сын Дзылы,
в сказании по имени не назван,
что подвиги его в песок ушли,
их люди сами завернули в саван.

На свет передвигаясь и на звук
знамения не видим и не слышим,
как собственного сердца перестук,
дыхания, пока нормально дышим.
Свои дороги, выбирая сами
бредём по заболоченным местам,
не по спирали ходим, а кругами,
А всё-таки найдём  дорогу в Храм!


………………………………………………………………………………………………….
Уастырджи – небожитель, покровитель  охотников, путников
Уацилла – небожитель , покровитель растений, злаков
Фалвоворат – небожитель, покровитель домашнего скота.
Сырдон  -  персонаж нартского эпоса – «несчастие и бич господний нартов», сын Гаттага и Дзерассы.
Дзылы  - персонаж нартского эпоса, друг нескольких небожителей.
Ныхас – совет (осетинский)
Алдар – крупный землевладелец, князь (осетинский)
Кувд  - праздник ( осетинский)


               Нарт Сослан опаздывает в строй…

(Светлой памяти Э.А. Саккаева  - живописца , члена союза художников СССР посвящается).

***
Мне эту притчу рассказал творец
портретов женских, от кого он слышал
не знаю я, но думаю, что Свыше…
На семь замков ещё закрыт ларец
сказаний нартских - то, что через щели
когда – то просочилось по ущелью
собрали бережно и донесли до нас
те, кто задался благородной целью,
 ведь,-«Глас народа – это Божий глас!»
***
Был длинным и удачливым поход,
не все пришли, но те, что возвратились
легко добычей тучной поделились,
и славой был окутан весь народ,
как горы их густыми облаками.
Четвёртый ярус вечными снегами
укрытый стал доступнее для глаз,
направив к Солнцу пики. В этот час
дух Уастырджи плыл над головами,
копытом третьим бил крылатый конь,
по небу, и от славных предков гонг
сзывал всех Аллагатти и Боратти,
с Ахсаргиатти крепкий пили ронг,
за тучными треногими столами,
как равные, так им велел закон.
И над Сосланом наклонялась чаша,
ронял напиток свой Уацамонг
на витязя. В бою добытый шёлк
лежал у ног и в танце тоже краше
Сослана не было, и каждый видеть мог
как поднимали за героя рог,
когда арбы сновали по селенью,
амбары наполняя, то зерном,
то амфорами полными вином,
захваченными нартами в сраженье.
Казалось , что пришёл конец вражде,
и холоду, и голоду, и мору,
и воровать не нужно будет вору,
но видно , так считали не везде…
Булатные мечи враги ковали -
их для войны ветрами закаляли.
Но в этот день Сослан пришёл домой,
а дом не там, где кровля есть и стены…
доспехи снял, и был самим собой
с детьми играл, и предков всплыли тени,
У очага смахнув слезу украдкой,
Бедоха с нетерпением ждала,
слеза одновременно горькой, сладкой,
но только не солёною была.
 Война надолго с мужем разлучила:
за много дней и месяцев и лет,
ни весточки она не получила,
ни разу не нарушила обет.
Детей растила, убирала, шила,
была у прялки , чуть проникнет свет
дневного и вечернего Светила,
но час пришёл и косы распустила.
А мнилось, что вода уже из глаз,
навек ушла и соли не хватило…
Он подошёл, обнял как в первый раз,
и как в последний обнимают милых.
И он любил. Она его любила.
Под ветхой кровлей поселилась сила,
которая сильней известных сил,
за много зим любовь их не остыла,
Бедоха дух едва не испустила,
а богатырь почти не испустил.
Всю ночь играл фандыр и песни пели,
и танцевали, тоже, до утра,
Не слышали, как дрогнула гора
и первого луча не рассмотрели.
Любовь их ослепила , оглушила,
рассудочность у них отобрала.
Веселью предались неосторожно,
не видели сигнального костра,
не слышали, как рог звучал тревожно,
и витязи с соседнего двора
уже в строю стояли, и из ножен,
мечи достали. Донесли ветра
ту пыль, которую их кони поднимали.
Сослан, кто прежде выходил из боя
всегда последним, первым был в строю,
и остальных всегда вёл за собою,
теперь, мог разделить судьбу изгоя…
Бедоха сокрушалась: «Как нам быть?»
Сырдону оставалось убедить,
войска в предательстве и трусости Сослана:
«Мол опоздал, и не покинул стана,
вторжения не смог предотвратить
коварного врага, и должен быть,
теперь, с позором изгнан из селенья».
Но вскоре разрешил Сослан сомненья:
«Что делать, раз рассвет проспали? Пой!
Твой муж, возможно свой последний бой,
сегодня примет, пусть не полководцем,
козлы нужны не воинам, а овцам,
И без Сослана нарты победят,
но я в один с бойцами стану ряд,
что опоздал, в том не твоя вина
и эту чашу выпью я до дна».
И он успел сомкнуть свой щит с другими,
как только дрогнул нартов первый ряд,
и подвигами удивил такими,
о коих и сегодня говорят.
Врагов не мало взял тогда в полон,
В который раз пристыжен был Сырдон.
Сослана нарты на руках вносили
в село и раны травами лечили,
и люди до сих пор боготворят
за то, что точно выбрал миг и ряд.
А он пока не выбился из сил,
прощения за то у них просил,
вину признал, сказал, что виноват,
от почестей, от доли и наград
немедля на ныхасе отказался
и, может быть, поэтому остался
в сказаниях и памяти людской
не только, как воитель, а герой.
***
Умение смеяться над собой
наедине, с женой или толпой
есть редкий дар. Стебаться над другими
и ржать взахлёб способен даже конь
и в табуне резвящийся с такими ж
гнедыми жеребцами, как и он
иль с луга, возвратившийся в загон
к собратьям по любой известной масти.
И смелым быть не значит не бояться -
преодолеть свой страх и победить,
и за других, как за себя сражаться
нельзя не научившись возлюбить.
Пустая бочка звучней громыхает,
когда летит по склону. Испокон
маниловские планы составляет,
утративший рассудок фанфарон.
Кто не держал лопаты поучает
копателей охотнее иных,
бахвалится нередко за троих,
но шест от черенка не отличает,
 не знает точно, где совок, где штык.
Того, кто дела ратного не нюхал
безудержней и мелочнее месть,
и легче, беззастенчивая лесть
в несведущее проникает ухо.
Мы часто больше говорим, чем слышим,
а потому пророков наших глас,
в пустынях остаётся вопиющим,
в оазисах не настигает нас.
В чужих глазах соринку обнаружить,
намного проще, чем бревно в своём,
но истине такой подход не служит
и мы его с собою не возьмём.
---------------------
*Булатный меч – меч, изготовленный по особой технологии из известной с древности  дамасской стали, закалённый не в море, а на ветру.


Дочь Алымбега.

В те дни , когда в ущелья нартов вьюга
пришла, легко сметая на пути
их сакли и погасли очаги,
в пещерах перепуганные люди,
пришедшие и с Севера, и с Юга
сгрудились. Что там будет впереди
не знали те, кто прожили в кольчуге,
 и те, кто лемех приторочив к плугу,               
за ним ходили ... Жрец из  Аллагати,
в растерянности Бога вопрошал,
но только Бог мольбы его не слышал,
и щедрых жертв от них не принимал.
Задумавшись на миг, старик сказал:
 - «Похоже, хочет Он, чтоб друг за друга
стояли вы прочнее, чем скала,
и поровну у вашего стола,
делили хлеб, включая и врага.
Тогда прибудет с вами ваша сила,
и снова благосклонность Небеса
вернут в селенья, и уняв что было,
зерно вернут на пашни, и в леса
их спешно покидающего зверя,
тем раньше, чем прочнее будет вера!»
И в тот же день решили на ныхасе,
избрать того, кто будучи во власти
неправедный вершить не станет суд.
Того они немедля изберут,
кто мудростью их освещая путь,
народ, а не себя обогащает,
как испокон их первым подобает.
И выбор пал на нарта Алымбега,
традиции их помнил род его,
с тех пор когда в ущельях столько снега
никто не видел. Покорял легко
вершину за вершиной, всюду первым
он был, но волю не давая нервам
роды , что враждовали примирил
и помогал, чем мог больным и бедным.
Всё спорилось, чем он руководил,
народ его за то благодарил,
и не было у нартов лучше века.
Во дни его Сырдона злобный голос
ни в чём не убеждал ныхас на волос.
Стремнины горные и вечный лёд и снег
ему не помешали. Человек
не поднимал меча на человека.
Однако, ахиллесова пята,
была и у него. Бездетны оказались
шесть жён, и не сумела смыть пятна
седьмая – дочь, не сына родила.
Все семеро ей матерью считались,
на их руках и крепла и росла
и дочерью достойною была.
Наследие мужчинам присуждалось,
и в час, когда он умирал, читалась
тоска, тревога, боль в его глазах,
ведь, первенцу его предназначались
дела его, он жизнь свою в трудах
провёл. Ничем они не увенчались,
должно быть, так хотят на небесах….
А девочка росла, и как три сына
охотилась, наездника в селе
не знали лучше, как она в седле
не мог держаться ни один мужчина.
А между тем, оставленный порядок
быстрее ветра приходил в упадок.
 Без Алымбега, в миг осиротев,
о многом быстро позабыли нарты:
 малы посевы и скудны их жатвы,
 перекосились сакли обеднев.
Лазутчики их слабость обнаружив,
из нор повылезали и врагов,
призвали обнажить своё оружье,
жечь сакли, угонять стада коров….
 В критический и беспросветный час
оповестил глашатай: «На ныхас,
прийти обязан от семьи мужчина,
но если нету мужа или сына,
а только дочь, пусть мать её отдаст
по нартскому обычаю в рабыни».
Девица ж наша, нахлобучив шлем,
Взяла отца одежды и доспехи,
коня гнала в галоп, сказала всем,
что, - «Прибыл показать свои успехи
на скачках, в играх победив затем
единственный наследник Алымбега.»
И конь её не уставал от бега.
В восторге были люди,- «Слава Богу,
сегодня будет назван первый нарт,
пускай преодолеет он дорогу,
препятствия возьмёт и на парад
заедет первым, нам рукоплескать
и славить его нужно, нас спасать
их древнему уже привычно роду,
на пользу будет нашему народу
когда, как нужно станет управлять.
Никто не претерпел от Алымбега,
не станет сын такого человека,
неправедно судить и воровать!»
И как хотели, всё пришлось под стать…
Был юный первый нарт, теперь, повсюду,
где обжигает амфоры гончар,
и в кузне - где металлом дышит жар,
в горах, где нарты извлекали руды,
на пастбищах, на поле, на пирах,
любое дело спорилось в руках…
В дозорах, что набеги отражали,
а их враги сдавались и бежали,
и сакли их покинула нужда,
забыты распри, кровная вражда,
случались свадьбы чаще, чем поминки,
(Закончить бы на радужной картинке).
Но на ныхас опять пришёл Сырдон.
И вновь коварный план придумал он:
Сам понимал, что бестолку ругать,
правление её без укоризны,
хулителя её лишат тут жизни,
а значит можно только восхвалять.
И незаметно всё перемещая,
в бочонок с мёдом дёгтя добавлять.
Он говорил,  - «Что юный первый нарт,
Красив лицом, осанкой и делами
(но, за сладкоречивыми словами
таился, изготовившись гепард…
усы скрывали хищника оскал, -
добыча здесь, девчонку он поймал!),
 - и надобно ему теперь жениться,
а нартам на их свадьбе веселиться».
И девушка решила, час настал,
( ведь, лгать непозволительно мужчине)
уж лучше сгинуть где-то на чужбине,
чем от позора здесь. Коня взнуздал
их первый нарт и вскоре был в долине.
Её там Уастырджи повстречал,
и покраснел: «Не девушкам, мужчинам
я покровитель, но её мне жаль»
и предложил свою подставить спину,
и с ней невесту для неё украл.
Потом волшебных ягод дал отведать
И в юношу её преобразил,
втроём они отправились обедать,
а вечером их дух благословил.
Сырдон у них на свадьбе тоже был,
а что пройдохе оставалось делать?
Играл для новобрачных Ацамаз,
И ноги сами отправлялись в пляс…

До Богом предначертанной разлуки
и дети родились у них и внуки.
***
И древние не чужды гуманизму….
У каждого есть и отец и мать,
о гендерных различиях, сексизме,
трансгендерах не буду я писать.
И без меня не мало написали,
не слишком изменился человек,
и в бронзовый, затем в железным век,
проблемы те же люди обсуждали.
И кое - что не хуже нас решали.
И каждый знает собственным нутром
врождённых достижений не бывает,
всего на свете люди достигают
солёно-горьким потом и трудом,
и если что-то очень нам мешает,
мы всё – равно решение найдём.
А боги (если нам и помогают),
найти себя и в малом, и в большом,
наверное, не всё до понимают…
Нет крепостей, которых не возьмём!
Не кольца наши руки украшают,
не воркованье наше с волшебством.
----------------------
Алымбег и его дочь , персонажи эпоса


Женщина и Мужчина (или жёлтая бусинка нартов)


Суровый быт сурово разделил
обязанности и мужчин, и женщин.
У нарта был всегда надёжный тыл.
И роль жены и матери не меньше,
чем у того, кто на охоте слыл
удачливым или в бою сильнейшим.
Да опускала длинные ресницы,
вставала если муж и сын входил,
(как нынешним, наверно, и не снится),
но если он того достоин был.
Того, кто свой народ не защитил
или посмел нарушить кодекс чести
народ по умолчанию лишил
сих привилегий. Пуще кровной мести
боялись люди преступить закон
неписанный, неотвратимый, точный,
как меч, разящий обоюдоострый
каким он им ниспослан испокон.
Поэтому обязанности лучше
когда-то знали, чем свои права,
и в час, когда стоял вопрос о сущем
у древних не кружилась голова.
Консенсус был там в области наречий:
он что – то должен… Но и ты  должна…
И не терзал их дух противоречий :
(- «Я говорила, не моя вина…» - ).
У очага стояла до рассвета,
И за шитьём сидела допоздна.
Какой бы долгой не была война
не слышали там лживого навета:
и не было вопроса без ответа,
в не подозрений муж был и жена.
Сатана не ходила на ныхас,
и на пирах не поднимала чаши,
сидела с Урызмагом в трудный час,
И беды были «не его», а «наши».
Чтоб угостить кто бедный и больной,
Свои подвалы настежь отворила…
Глаза боялись – прибывала сила:
чтоб не ходил в селе никто нагой,
одною рукой жена Батрадза шила,
кроила в тот же миг другой рукой.
Мать Одинокого на справедливый бой
единственного сына отправляла,
молилась чтобы солнышко живой
пришёл, но, если б трусом, не узнала…
Тотрадза мать сельчанам всем сказала:
«Что если сын  убит не как герой,
то холм, где он лежит сравнять с землёй,
и поминать она б его не стала -
пусть над костьми его гремит гроза,
и чёрный ворон выклюет глаза».
По волеизъявленью Ацырухс ,
в страну теней, чтоб ветви с древа Аза
сорвать, герой Сослан уходит сразу:
и жизнь, и смерть на ощупь и на вкус
там познаёт, меняется прикус…
И у Аколы тоже был искус,
зажить с любимым в мире и согласье,
Но только нужно заплатить за счастье
своею кровью, а не связкой бус.
Агунда смело поднимает меч,
когда враги вблизи её селенья -
костями за народ без сожаленья
её избранник тоже должен лечь…
И понимали нарты, каждый раз
сумеют сделать то, что мы умеем,
кто нас родил никак не хуже нас
и дорожили вверенным доверьем.
Гордились тем, что выпала им честь
Заботой женщин окружить и лаской…

***

А мы ? Увы, грехов не перечесть,
супружеская верность стала сказкой.
Я не про всех, наверно ещё есть
другие, кто под не посмертной маской
не прячется и не даёт совет
иным как жить, а может посмотреть
в глаза людей свои глаза не пряча
(очки должно быть надо протереть),
таких немного… Или я незрячий.

Дерево Аза – волшебное дерево , растущее в стране мёртвых. Его ветви позволяют вернуться в иной мир.
Жёлтая бусинка нартов – волшебная бусинка исполнения желаний , символизирующая диск Солнца.