Из-за проблем со зрением обитателем школьной «камчатки» я никогда не был. С 1-го класса и до выпуска из вуза моим ПМП (постоянным местом пребывания) была первая парта среднего ряда.
Впрочем, учась с интересом по мере сил, такой вынужденной приближённостью к педагогическому оку я особо не тяготился. Страсти к нарушениям дисциплины у меня никогда не было. А способностью тянуть время разными каверзными вопросами при опросах, я пользовался лишь в крайних случаях. Да и то, исключительно по просьбе классного сообщества…
Физику и астрономию в нашем 10б стал вести Лев Николаевич Зенин –студент-заочник физмата нашего пединститута. Впрочем, Львом Николаевичем молодой педагог с импозантной бородкой, походил совсем недолго. Наши классные девчонки, бредившие образом Наташи Ростовой или, на худой конец, переживавшие за судьбу Анны Карениной, сразу «перекрестили» его в Толстого, благо имя-отчество позволяло без труда найти эту ассоциацию. Но к виду нового физика это прозвище как-то не «прилипло»: очень уж щупловатым он был, а насмешек «от противного» явно не заслуживал.
Намного быстрее и навсегда прилипло к нему прозвище, данное мною. Переставив местами всего-то две буквы в имени-фамилии физика, мы получили не кого-нибудь, а… ленина. Точнее в нашем ученическом кругу физик стал именоваться как Зев ленин (с заглавной буквы мы по-прежнему уважительно писали лишь псевдоним вождя мирового пролетариата). Манера вести уроки, которой придерживался молодой педагог, нам определённо нравилась. Вёл себя с нами он без панибратства, но почти на равных, без подчёркнутой демонстрации своего превосходства в статусе (учитель всё-таки!) и уровне знаний (весьма высоком, кстати!).
А ещё у него было довольно интересная метода в выставлении оценок. Раз в четверть ты мог подойти перед его уроком и попросить, чтобы в обмен на точку, сегодня тебя к доске не вызывали. Но исправить точку на оценку или «закрыть» отказ отвечать ты мог лишь сдав зачёт по темам пройденного материала всего раздела. Даже двойки в журнал он сразу не ставил. На уроке «неуд» заменялся такой же точкой, а к следующему уроку «виновник невежества» должен был «назубок» знать весь пройденный материал раздела, по которому сей казус и случился… Исправлять злополучную точку неудачнику чаще всего приходилось в лаборантской кабинета физики, где зев ленин любил засиживаться допоздна, готовясь к очередному уроку или же к своей сессионной «голгофе». Спрашивал физик нас строго, но без излишних придирок. Так на месте точки, или, по его словам, «пятна на репутации», у неудачника вскоре появлялась в трудах заслуженная им положительная оценка и школьная жизнь возвращалась в привычное русло.
…В тот злополучный день из-за домашних неурядиц с братьями-близняшками, Танюшка Безденежных опоздала не только к первому уроку, но едва успела она даже на астрономию, бывшую третьим уроком. Четверть подходила к концу, и времени на исправление оценок оставалось немного, а ей светили неуды не только по «звёздному небу», где один спасительный отказ у неё уже был, но и по математике с химией, что шли следом…
Одним словом, Танюшка решила рискнуть. Увы, в тот раз риск не оправдался…
«А сейчас к доске пойдёёёт… Безденежных! И поведает она нам о строении Вселенной» - раздался безапелляционный голос ленина. Так, наверное, свои приговоры еретикам оглашали инквизиторы перед сожжением неверных.
Беспомощно оглянувшись, будто надеясь, что в классе есть ещё одна полная её тёзка, и вызывают к доске не её, полуживую от страха Таню Безденежных, а кого-то другого. Но других таких не было: «камчатка» есть «камчатка». И Татьяна побрела к доске, где ленин заблаговременно перевернул обратной стороной таблицу с парадом планет.
Пока приговорённая к ответу шла к доске и собиралась с силами, я успел не только найти нужный параграф в учебнике, но и как умел, нарисовать схему расположения планет с Солнцем посередине. И всё же, не увлекаясь астрономией и не мечтая стать космонавтом, – а Таня этим не увлекалась и не мечтала, – попробуй тут без зубрёжки запомнить расположение всех этих планет, да ещё с их спутниками… Вот ответчица и не запомнила…
Пользуясь тем, что ленин на секунду отвлёкся на звук низко летящего за окном самолёта, я ловко, как мне казалось, перевернул учебник вверх ногами так, что схематический рисунок оказался перед глазами ответчицы. Однако, мой переворотный трюк зевом был разоблачён не хуже, чем устами Воланда в «Мастере и Маргарите» была разоблачена чёрная магия …
… Подойдя ко мне сзади, и накрыв раскрытый учебник ладонью, ленин насмешливо произнёс: «Таак-с, Сычов! Вы и вверх ногами текст читать научились?.. Да и однокласснице отвечать теперь намного легче стало. Ну-ну! Прочтёте текст второго абзаца снизу без запинки – точка и пересдача темы – за вами. А на нет и суда – нет: тогда единица в журнал, вам, милейший! Дневник на стол! А Вы, Безденежных, садитесь и думайте! Из-за вас же человек пострадал».
Конечно, текст, перевёрнутый вверх ногами, прочесть я не смог. И мой дневник перекочевал для расправы на учительский стол, обзаведясь первой и единственной за всю мою школьную жизнь единицей и вызовом родителей в школу для профилактической беседы в определённый день и час. Кол в дневнике с записью о вызове родителей в школу ничего хорошего дома мне не предвещали…
Меня ожидал нелёгкий «разбор пролёта» с участием отца и матери. Мамуля, лишив меня десерта и воскресного культпохода в Дом офицеров на танцы, в «промывке» моего юного мозга, как всегда, сделала упор на то, что в школе надо вести себя хорошо и учиться на совесть. А вот с батей разговор по-мужски был намного более трудным. Выслушав мои, в целом, невнятные объяснения, отец, окинув меня холодным осуждающим взглядом, только и сказал: «Ты хотел доброе дело сделать!?... Девушку выручить?.. И что в итоге? Помог? Нет, прокололся сам и её подвёл! Кто ж не страхует себя при открытой передаче информации? Неужели прикрытие трудно было продумать? Тоже мне – сын спецназовца», – с горечью произнёс он…
И тут мне стало стыдно за себя ещё раз, ведь в играх батя многократно показывал мне, как надо незаметно передавать записки, как, неприметно для окружающих, собирать и систематизировать нужную информацию… А тут дошло дело до реальности и прокол сразу… Стыдобища, да и только…
В назначенный день я пришёл в лаборантскую к ленину на пересдачу раздела, вызубрив не только его, но и многое из пройденого ранее. Каково же было моё удивление, когда я увидел выходящую из лаборантской страдалицу от астрономии: её веснусчатое личико украшала прекрасная улыбка.
«А я на четвёрку пересдала! Ну он меня и помучил!» – ликующим голосом отрапортавала мне Танюшка. Иди к ленину, я за тебя кулаки держать буду!» – напутствовала она.
«Не кулаки за Сычова, а швабру в руках Вы держать будете, Татьяна Безденежных! Дежурство по кабинету вне очереди Вам предстоит прямо сейчас. Приступайте! А мы тут с Вашим спасителем о межпланетных делах погутарим, а Вы слушайте, да запоминайте!» И девушка, заметно смутившись, принялась за уборку.
Моё испытание длилось полчаса, не меньше… Так долго на обычном уроке не длилась пытка вопросами и требованиями что-либо доказать даже для всего класса, а тут пришлось отдуваться мне одному…
Зато я с удовольствием и без запинки показал расположение во Вселенной всех планет Солнечной системы, рассказал, что СССР изучает космическое пространство при помощи недавно запущенных к спутнику Земли «Луноходов», а так же – межпланетных станций «Марс» и «Венера».
Всё это время Танюшка усердно мыла полы, стены и парты в метре от открытой двери лаборантской. Ничем не в силах помочь мне, ей оставалось лишь от бессилия молча переживать за меня, глотая слёзы…
Когда закончилась моя астрономическая пытка, Лев Зенин, открыв журнал, на месте кола виртуозно воспроизвёл четвёрку – я ошибочно сказал, что у Юпитера 82 спутника, а у Сатурна их 89, а надо было – наоборот, – а за рассказ о советских межпланетных станциях я получил полновесную пятёрку, что и позволило получить 5 баллов за четверть и годовую «отлично».
Но школьные чудеса в тот день продолжились с приходом моего отца.
При появлении бати в лаборантской, зев ленин в мгновение ока на моих глазах превратился в подтянутого, с безупречной армейской выправкой Льва Зенина.
«Что тут натворил мой сын?» – спросил отец, снимая фуражку.
«Товарищ майор! Разрешите доложить! Провожу индивидуальные занятия с учениками, проявляющими особый интерес к астрономии» – по-военному отрапортовал преподаватель, чуть ослабляя узел всегда безупречно завязанного галстука.
«Зенин? Лев, ты?» – удивлённо вскинул брови обычно невозмутимый батя.
«Так точно! Гвардии старший сержант запаса Лев Зенин!» – отрапортовал наш физик.
«Насчёт особого интереса сына к астрономии – сомневаюсь, а вот единицу в его дневнике видел и о вызове в школу – читал. Стыдно за сына» – огорчённо подытожил отец.
«Казус улажен. Пытаясь помочь девушке, ученик действовал по обстоятельствам, но не совсем умело. Профилактическая беседа с учеником проведена. Надлежащие выводы им сделаны. Вперёд наука будет. Так ведь, Игорь?» – парировал батин упрёк Лев Зенин, глядя на меня.
Мне оставалось только согласно мотнуть головой…
И лишь позже от отца я узнал, что в своё время Лев Зенин был лучшим бойцом батиного спецназа. А за храбрость, проявленную в ходе событий пресловутой «пражской весны», он был награждён орденом Красной Звезды. Благодаря бдительности и мужеству сержанта Зенина была обезврежена группа диверсантов, выводивших из строя наши танки.
С той поры пиджак педагога украсил боевой орден, а мы перестали звать учителя лениным. Герои достойны с гордостью носить свои имена… Нам было с кого брать пример, на кого равняться, ведь герои жили рядом с нами, учили нас…
Этот урок я усвоил на всю жизнь.