Прошло три месяца, мой испытательный срок закончился, лето, так нелюбимое мной, тоже. Я вполне освоилась в этом, пусть чуждом, но вполне уже привычном мне мире. Стала чем-то средним между администратором и старшей горничной, круг моих обязанностей существенно расширился, а зарплата пока нет, но с этим можно было и подождать. Другое дело стало моим главным приоритетом – счастье Малыша, я так и не отказалась от этой идеи. Мое новое положение в доме, кроме лишних забот, давало и существенное преимущество. Я стала более свободной в своих действиях и могла находиться ближе к ребенку. Мальчик пошел в первый класс гимназии, правда первого сентября его провожали и были рядом не мама с папой, а мачеха и гувернантка. Юленька охотно бы от этой чести отказалась, но Олег Владимирович не мог присутствовать и ей пришлось, скрепя сердце и в большом неудовольствии, сопровождать Артема. Малыш, одетый в парадный форменный костюм, выглядел взволнованным, радостным и робким одновременно. Ему хотелось окунуться в этот новый мир и было страшно, он то замирал, то начинал активно двигаться по комнате, сгорая от нетерпения. Я сделала так, что смогла наблюдать за его сборами и не только, я помогала гувернантке собирать мальчика в этот день. Радуясь этому, меня грела мысль, что рядом с ним есть хотя бы один неравнодушный к его жизни человек.
Через две недели после этого я встретила её... Это был один из моих редких выходных и я решила провести его вне поместья. Смена обстановки была просто необходима. Я провела этот день в городе: весело, с пользой, забыв обо всем на свете. Порой нужно дать себе расслабиться, в такие дни я просто преображаюсь, на поверхность выходит еще одна грань моей натуры. В этот раз все-таки довольно умеренно, я должна была вернуться назад не позже двадцати трех часов. Я сошла с последнего рейсового автобуса и в одиночестве двинулась в сторону усадьбы, вдоль дороги, плохо освещенной редко стоящими фонарями. Идти было сравнительно недалеко. Я шла тихим и прохладным сентябрьским вечером, ещё не остыв до конца от впечатлений прошедшего дня. Мои шаги – единственное, что нарушало безмолвие вокруг. Она появилась словно из ниоткуда, что-то светлое мелькнуло с боку и вот то ли женщина, то ли привидение преградило мне путь. Меня сложно теперь испугать, но ей это почти удалось, а вот удивить удалось на все сто процентов. Сначала, в темноте, я решила, что вижу мадам, то есть Юленьку – сходство было просто потрясающее. Мое заблуждение продлилось всего миг, я поняла, кто передо мной ещё до того, как она заговорила – первая жена хозяина, мама Малыша.
– Катя, извините, если напугала, давайте поговорим здесь, если подойдем ближе, можем попасть под видеокамеры. Пожалуйста, выслушайте меня, – она говорила, быстро, сбивчиво, неловко дотронулась до рукава моего плаща и тут же отдернула свою руку, словно в испуге. Она все извинялась, а меня интересовал вопрос – откуда она знает меня и мое имя? Хотя, все было очевидно, кто-то из дома её проинформировал об этом. Наша Оленька – вполне подходящая кандидатура на роль осведомителя, хотя это может быть и кто-то другой. Ну, ладно, это потом выясню.
– Катя, прошу помогите мне, я мама Артема, я не видела его почти два года. Один раз у меня получилось проникнуть на территорию, но меня обнаружили и сразу выгнали. Умоляю, помогите мне!
Я вдруг поняла, что злюсь. Что она от меня хочет, что бы я ей помогла выкрасть ребенка?! Еще недавно, даже не зная её лично, я была переполнена сочувствием к ней, теперь от этого не осталось и следа. Я готова была оттолкнуть её и уйти прочь. Злость прошла неожиданно, так же, как и подступила, в какое-то мгновение я увидела, как они с сыном похожи и это решило все.
– Что Вы от меня хотите, Ирина, если не ошибаюсь? – видать, выражение моего лица изменилось и она тут же воспряла духом.
– Ничего плохого, Оля сказала, что Вы могли бы мне помочь, вот я и рискнула. Хотя бы его фотографии.
– Вот пусть Ольга его и снимает, в чем дело?
– Она не может, камеры, а Вы по работе ходите по всему дому и это не вызовет подозрений, есть несколько мест – слепые зоны, я скажу где. Попытайтесь его заснять, а Оля мне перешлет. Катенька, я Вас заклинаю, помогите мне. Я заплачу, заплачу сколько скажите.
Я стояла, замерев, и в упор смотрела на Ирину. Та сначала решила, что я обдумываю цену, потом, вдруг все осознав, повернулась и пошла прочь. Она уже отошла шагов на десять, когда я ее окликнула, она опять кинулась ко мне.
– Я постараюсь помочь, денег не надо, передам через Ольгу, – сказала и пошла в сторону дома, быстро и не оглядываясь.
Едва успела, опоздай я – меня все равно бы пустили, но зачем привлекать излишнее внимание к своей особе, да еще в данной ситуации. Я шла по подъездной дороге, от хорошего настроения не осталось и следа, оно исчезло бесследно. Его сменила злость, злость на саму себя. Меня взбесила собственная реакция на появление Ирины, куда же подевались мои благие намерения и желание помочь Артему? Ответ был очевиден – я слишком привязалась к ребенку и не отдавала себе отчета, что сама мечтаю заменить ему мать. Мы очень с ним сблизились за последнее время, я чувствовала, что он тянется ко мне. Детей не проведешь. Они всегда чувствуют искреннее к ним отношение, но у него есть мама и она его тоже любит и ее любовь к нему первична и является такой по праву, по праву материнства. Я решила ей помогать. Малыш должен жить с ней, во что бы не стало!
Происшедшее через несколько дней событие только укрепило меня в этом решении. Я стала свидетелем того, как Юленька изволит с ним общаться, когда уверена, что это сойдет ей с рук, то есть в отсутствие других людей. С милой улыбкой на своем кукольном личике она говорила ему злые и жестокие слова. Как я поняла, Артем спросил у нее про маму, ему было лет пять когда их разлучили и он её помнил, хотя, возможно, уже смутно. Не моргнув глазом, она заявила:
– Мама, тебя бросила, у нее теперь другой сын и ей нет до тебя дела. Не плачь, какой же ты маленький нюня, все равно никто не пожалеет. Вот поэтому мамочка тебя и оставила здесь с нами и завела себе другого сыночка, веселого и красивого.
Потрепала его по голове и отправилась восвояси, как ни в чем не бывало. Меня она не заметила, я успела отпрянуть за угол в коридоре, к счастью, она пошла в другую сторону. Да, в этом огромном доме было где поиграть в прятки не только детям, но и взрослым. Он был один в своей игровой комнате, его бонна куда-то отлучилась, сидел на ковре с веселым орнаментом и плакал. Я встала рядом с ним на колени, обняла его и сказала тихонько ему на ушко:
– Не плачь, она все придумала, я видела твою маму, она тебя очень любит и просила тебе это передать. Никому об этом не рассказывай, пусть это будет наш с тобой секрет. Обещаешь? – его слезы высохли мгновенно, он поверил мне сразу.
– Да, я ни кому не скажу. Ты ещё её увидишь?
– Увижу, придет время и ты увидишь её тоже, только нужно потерпеть, возможно даже долго.
– Ты не обманешь? – он тоже меня обнял и смотрел серьезно, с надеждой в глазах.
– Нет, никогда, – мои слова стали для меня чем-то вроде клятвы, которую я собиралась сдержать, чего бы мне это не стоило.
Я ушла, боясь столкнуться с Инной – его гувернанткой, теперь нужно быть предельно осторожной. Ушла и с остервенением занялась своей работой, что бы хоть как-то унять охватившую меня ярость и еще я боялась столкнуться с этой сукой, в этом своем состоянии я была для неё опасной, смертельно опасной. Однако это не решило бы проблемы Малыша, а я оказалась в тюрьме, лишенная возможности ему помочь. Действовать нужно было по другому и у меня уже стал намечаться план действий. Благими намерениями вымощена дорога в ад – то, ли пословица, то ли крылатое выражение, с глубоким философским смыслом. Сама того не зная, в тот день я заложила свой первый булыжник в дорогу, ведущую в столь прекрасное место. Чуть позже мощение, благодаря моим действиям, пошло быстро и сноровисто. Ну да ладно, сделанного не исправишь — уже не исправишь.
Выбрав время, я сфотографировала Артема, даже сняла короткое видео. Малыш знал, что это для его мамы и схватывал указания на лету, мы с ним быстро управились. Позже перекинула все Оле, которой на следующий день, после встречи с Ириной устроила выволочку за использование меня втемную, без моего согласия. На следующий потому, что в тот вечер у нее уже не горел свет и я не стала к ней ломиться – в моем взвинченном состоянии это было бы неразумно. Ёще одна моя особенность, что бы не происходило – разум всегда преобладает над эмоциями. Я думала над обещанием Малышу устроить ему встречу с мамой, но пока это было невозможно, любая моя попытка закончилась бы полным провалом.
Скоро все сложилось как нельзя лучше. Инна, гувернантка, попала в больницу с острым приступом желчекаменной болезни, её прооперировали, удалив желчный пузырь. На время её отсутствия меня перевели присматривать за мальчиком. Замену искать не стали, недели через полторы, максимум две, она должна была вернуться. Моя кандидатура возникла вроде сама собой, хотя и с моей тайной подачи. К этому времени я уже стала просто незаменимой помощницей для мадам, что-то вроде первой статс-дамы при королеве. Она хоть и держала меня на расстоянии, но нуждалась во мне все больше и больше. Все выглядело очень ненавязчиво с моей стороны, но так удобно для хозяйки, что вскоре большая часть вопросов, связанных с ведением дома, решалась именно мной. При этом у неё оставалась иллюзия, что это она сама так удачно распоряжается, а я ей только чуть-чуть помогаю, ну просто самую малость. От уборки меня практически освободили, в основном я следила за качеством работы других, и не только горничных. Моя зарплата к этому времени, тоже существенно подросла, все шло как надо. Хотя другие обязанности с меня полностью не сняли, все-таки я стала проводить с ним большую часть времени и даже спала в соседней с его детской комнате. Это было мое самое счастливое время в этом доме, да и его тоже, с тех пор, как выгнали его маму. Мы играли, придумывали целые спектакли, я была одновременно и зрителем и действующим лицом. Даже приготовление домашних заданий я превращала в нечто занимательное и интересное. Считается, что первоклассникам не задают на дом, но на практике это не так. Я старалась помочь ему стать уверенней в себе, давала советы как подружиться с одноклассниками, я вкладывала в это всю свою душу и жизненный опыт, да и кое-какие профессиональные знания у меня имелись. Устроить ему встречу с мамой я все равно пока не могла, но у меня появилась возможность дать им общаться по видеосвязи. Пусть и в таком суррогатном виде, но у него появилось ощущения близости к ней, он менялся на глазах. Исчезла замкнутость, робость, неуверенность в себе. Он стал выглядеть счастливым ребенком, хотя и оставался все тем же Маленьким Принцем – моим Малышом.
Эти картины прошлого словно стоят у меня перед глазами. Три смежные комнаты, разделенные дверями, и каждая, имеет свой собственный выход в коридор второго этажа, где мы с ним проживали. В одной комнате – средней – спальня малыша, выдержанная в том стиле, что и весь остальной дом, с правой стороны – комната гувернантки с санузлом и душевой, к спальне Артема примыкали его ванная комната и санузел, слева располагалась большая комната, условно разделенная на игровую и учебную зоны. В своих воспоминаниях я снова вижу его детскую со стенами серо-лавандового цвета в синюю крапинку, высокими потолками с лепниной и гипсовой круглой розеткой по его центру, спускающуюся из неё бронзовую люстру с хрустальными подвесками на ее причудливо изогнутых ветвях, качающимися от малейшего ветерка и переливающимися всеми цветами радуги. Я помню его узкую деревянную кровать с высоким изголовьем, застеленную шелковым покрывалом с набивным рисунком светло-лилового цвета, диванчик, стульчик, банкетку, обитые такой же тканью. Резной платяной шкаф темного дерева, одна дверца которого чуть слышно поскрипывала при открывании, скорее это больше походило на слабый мышиный писк. Красивый дубовый паркет на полу, и нас с ним, сидящих на пушистом ковре кремового цвета и читающих его любимую книжку про динозавров. Мы читали с ним по очереди, я те абзацы, что побольше, ну а он, естественно, поменьше, хотя читал он очень даже неплохо для своего возраста, но слушать все-таки любил больше. Деревянную лошадку-качалку синего цвета, но с черной гривой, тоже деревянной и прорисованной алой упряжью. Конь-огонь, так, смеясь, мы его называли. В смежной, очень большой, комнате, в игровой её зоне, был собран макет работающей железной дороги дореволюционных времен. Макет удивлял правдоподобием: железная дорога проходила мимо полей, селений, двигалась по холмам, пересекала реки по железнодорожным мостам. Станции, стрелки, семафоры, дамы и кавалеры на перронах, дети в сопровождении бонн и гувернеров, лошади, запряженные в телеги и экипажи, ожидающие на переездах, когда пройдет состав. Начальники станции, смотрители, обходчики. Два старинных железнодорожных состава: один пассажирский, с вагонами первого, второго класса, VIP-вагоном и товарный поезд. Все это двигалось, издавало гудки и создавало иллюзию чего-то настоящего, пусть и не очень близко расположенного, словно ты смотришь с какого-то холма или возвышенности, но стоит спуститься и все это увеличится, вырастет в размерах и ты окажешься в этом чудесном мире. Мире, которого уже давно нет.
Мы с Артемом были в игровой комнате, в той ее части, где располагался настоящий плюшевый зоопарк: жирафы, зебры, слон, львиная семейка, состоящая из папы-льва, мамы-львицы и львенка, носорог и представляли, что находимся в Африке среди диких зверей и нам грозит настоящая опасность. Мы так с ним увлеклись, что не заметили, как вошел его отец. Так как мне приходилось еще и озвучивать всю эту окружающую нас живность, я в запале раскраснелась, растрепалась и предстала перед хозяином рычащая, не похожая на саму себя, такую, какую все привыкли меня видеть – спокойную, аккуратную и слегка чопорную. Похоже, мне удалось его удивить – он смотрел на меня так, как будто видел первый раз, причем с нескрываемым интересом. Недолго пообщавшись с сыном и задав мне несколько вопросов, он удалился, перед уходом окинув меня явно оценивающим взглядом. Когда он ушел, я подошла к зеркалу и поняла в чем дело. Моя обычная нелепая прическа растрепалась, волосы по-другому обрамили мое разрумянившееся лицо – из зеркала на меня смотрела настоящая красавица.