И снится сон: я в серпентарии,
Тепло от ламп и от песка,
Одной змеи глазища карие
В меня вперились свысока.
И вижу я язык раздвоенный,
Роскошный жёлтый капюшон.
Стиль поведенья, мной освоенный,
Уже мне кажется смешон.
К стеклу прижавшись мышью серою,
Сто раз от страха умерев,
(Зачем живу? Во что я верую?
Ответить даже не успев),
Каким-то чудом отражение
Я вижу в зеркале своё;
Победа или поражение?
Зачем слетелось вороньё?
В глаза свои смотрю зелёные
И зеленею, и шиплю,
И для броска на ту, холёную,
Свои силёнки я коплю.
Законы жанра не нарушены,
Ведь я же всё-таки во сне,
И те, кто мной уже укушены,
Ползут, голубчики, ко мне.
Змея змею, как ворон ворона,
Клевать не будет и кусать,
Лишь мирно разойдутся в стороны
И станут новой жертвы ждать.
Змея тайпан, змея гремучая,
Гадюка, аспид -- все свои --
Лежат, свернувшись, и ждут случая,
В глазах усмешку затаив.
Ползу поверхностью неровною,
Язык в два жала обратив;
Неужто я холоднокровная,
Как тот нахальный примитив?!
Мне пресмыкаться отвратительно,
Скорей бы облик поменять!
Ах да, во сне ведь всё простительно,
Но всё равно пора линять.
Как больно мне рождаться заново
И кожу, как чулок, сдирать,
Выдавливать раба поганого,
Чтоб человеком снова стать.
Враг -- друг, свет -- тень, места меняются,
И пусть вас предали друзья,
Сон или явь -- какая разница?
Злом землю заполнять нельзя!