Апрельские воды журчат, бурлят,
вскрывая подснежный клад:
вся постновогодняя мишура
вдруг выползла на-гора.
Фольгу, золотинки и прочий хлам
сгребём и сожжём дотла.
Настали новейшие времена -
пусть будет земля черна.
Тропинка подсохла, и сарафан
трепещет, цветаст и рван.
Качели, оттаявши от снегов,
скрипят, разгоняя кровь.
Ласкай меня, солнце, и ветер, вей,
сдувая остатки слёз.
Как будто бы вывел меня Орфей
из царства подземных грёз.
Посеять редиску, поставить квас,
снять рамы, вскопать надел...
Ну как этот дом проживёт без нас,
без сладких весенних дел?
Кто впустит в сухое его нутро
твой влажный прибой, весна?
В березовый сок обмакнув перо,
плету свои письмена.
Кто знает - вдруг кто-нибудь разберет
каракули птичьих стай?
Мы заперты в этой пучине вод,
пока не наступит май.
Люблю это время за тайну сил,
о коих и не просил,
толкающих из под земли росток,
вскрывающих кровь дорог,
бросающих россыпью первоцвет
на чёрное без прикрас.
Пушкиния, сцилла, привет, привет!
Я год скучала без вас.
А кто там во всю свою божью прыть,
вихляясь, как после сна,
порхает?.. Да нет же, не может быть!
Но это она, она.