2
Вещи оставили у Натальи и взяв только самое необходимое пешком отправились в село. Свекровь жила вместе с семьёй старшего сына — Ильи. Володе не терпелось рассказать и показать жене дом, в котором родился и вырос, а она волновалась перед встречей со свекровью.
- Да не переживай,- успокаивал всю дорогу, - мать моя женщина доброжелательная, мирная, со всеми находит общий язык, всегда в людях видит хорошее. К тому же, уже в летах, меня родила в сорок лет, двенадцатым по счёту, а в сорок три — Мусю, её, маленькую, грудью кормила соседка, у матери уже молока не было. Да и всегда она здоровьем была слабая, а сейчас тем более. Не волнуйся. Всё будет хорошо.
Вот и родной дом мужа — деревянный, уже старый, но ещё крепкий, так как покойный отец Володи сложил его со знанием дела из крепкого выстоянного дуба.
На улицу смотрят три окна с красивыми резными наличниками, впереди палисадник, обнесённый забором. Вход во двор закрыт высокими воротами с калиткой, двор большой, заросший спорышом, отгороженный от соседей и от скотного двора забором. За домом выстроился ряд высоких раскидистых деревьев.
- Видишь, это ракиты, - объясняет муж. - Раньше там росла одна, огроменная! Но в неё ударила молния, расколола, обожгла и ракита засохла. А потом сами выросли молоденькие. Их тут двадцать восемь штук.
А за забором, на скотном дворе важно ходят гуси, утки, хлопотливо роется в земле наседка, заботливо призывая к себе маленьких пушистых любопытных цыплят, бегающих по двору. Что-то клюют индюшки, за ними, распушив перья, зорко следит индюк, весь напыщенный, надутый величием. Из сарая доносится визгливое хрюканье свиней. Возле крыльца громко лает и рвётся с цепи огромный лохматый пёс «дворняжских» кровей. На его лай из дома выходит брат, такой же как и Володя, крепкий, большой, широкогрудый.
- А-а-а! Гости дорогие! Проходите в дом, милости просим. Мы то уже заждались, - приговаривает, снимая цепь с колышка, забитого в землю и переводя собаку в угол двора.
Братья смущённо обнимаются, похлопывая друг друга по спинам, Лариса, улыбаясь, ждёт когда обратят внимание на неё. Из дома выходит жена брата, высокая, стройная, чуть сутуловатая, шутливо восклицает:
- Во! Встретились, обнимаются, а о Ларисе забыли. Что ж она стоить тахтаво, совсем одна?
- Познакомьтесь, - спохватывается муж, подводя жену к хозяевам. Катя, жена брата, улыбаясь снова шутит:
- Да мы нябось знакомы. По письмам да фотографиям яё знаем. Ну здравствуй, нявестушка. Я — Катя, а ето мой хозяин, Илюшка. Пошли в дом, мать тама. Чичас похолодало, так она всё в доме. Иной раз только к вечеру выйдеть на вулицу, на лавочке возле палисада погулять.
- Да, старая стала мать, слабая, - подхватывает Илья. - А недавно во чаво отчабучила! У меня бычок-двухлетка, хороший, упитанный. Я его припнул на травке возли ручья, а мать увидела и решила, что далеко от дома. Пошла, отвязала конец верёвки от столбика и погоняеть к дому. Я как увидел — обомлел! Сам еле удерживаю — сильный бычок. Кричу: - Оставь его! Вдруг побежит, не удержишь! А она: - Ничаво, ничаво, удяржу, не волнуйся.
- Во, что старое, что малое. Думаеть, что хватить силы.
В хате тепло, от печки уютно пахнет дымком, щекочут ноздри и возбуждают аппетит ароматы свежеприготовленной здоровой крестьянской пищи.
А навстречу семенит маленькая худенькая старушка в тёмном пиджаке, длинной тёмной юбке, на голове белоснежный ситцевый платок, завязанный концами под подбородком.
- Шыночек! - бросается на грудь Володе плача и смеясь, - Шыночек! Наконечь-то! А мы шдали, шдали!
- Мама, познакомься, это моя жена.
Лариса смущённо улыбается не зная, как себя вести, что говорить. Стоит молча, мучительно переживая и не решаясь назвать мамой эту старушку, больше подходящую ей в бабушки. А она тоже скользнула взглядом по молоденькой испуганной девочке и снова всё своё внимание сосредоточила на сыне. Он её младшенький, самый любимый, самый красивый, самый умный. Он похож на первенца её Леонида, пропавшего без вести на войне в 1942 году. И уже поэтому мать выделяет и любит Володю больше других сыновей — Ильи и Николая.
- Садитесь, садитесь к столу, - приглашает Катя. - Я вот картохи из чугуна на тарелку вытряхнула, нябось стынуть. Лариса, не стесняйся, кушай. Вот холодец из гуся, вот курица тушёная в печи, вот солёные огурчики, капуста, простокваша. У нас еда простая, крестьянская. Как ты, Лариса, будешь такое-то исть? Взавтре я боршу сварю, пятушка зарежу. Борш ты будешь исть?
Молодой невестке неловко от повышенного внимания к себе, она смущённо уверяет:
- Конечно, конечно. Не волнуйтесь, всё очень вкусно. Спасибо, спасибо.
Зато муж чувствует себя на высоте. Ещё бы! Он единственный из шестерых детей выучился, работает инженером на заводе, живёт в городе. И жена городская,
красивая, к тому же почти на десять лет моложе.
Собираясь в гости, скрупулёзно взвешивал, как одеться, чтобы выглядеть интеллигентно, модно. Чтобы бывшие односельчане оценили и даже завидовали его успешности. Одел новые чехословацкие узкие брюки, недавно купленный буклированный пиджак, белоснежную нейлоновую рубашку, («достал по блату» у знакомых, приехавших из-за границы). Но особенно гордился новым немецким пальто из плотной тёмно-серой ткани. Последний писк моды — укороченное, широкое в плечах, зауженное в талии, с погончиками и хлястиком. В этой одежде — хоть на обложку журнала мод!
Пообедав, отдохнули, утонув в мягких перинах на кровати с панцирной сеткой и сияющими никелированными бильцами (для гостей!), в отдельной малюсенькой спаленке. Выглянув в окошко, муж сказал:
- О! На улице тепло, мать вышла на лавочку погулять. Лариса, выйди, поговори с ней.
- А ты? Пойдём вместе. Одной как-то боязно.
- Перестань! Пойди, пойди, так надо.
Вздохнув, согласилась. Раз Володя говорит, что надо, значит надо. В селе свои обычаи, свои порядки. Она никогда не жила в селе и часто удивлялась, когда муж предостерегал от лишних разговоров, тем более откровений, с соседками или сотрудницами, хотя в городе люди разобщены и мало интересуются чужими проблемами. Зато в селе, где в то время даже электричество было не везде ( не говоря о радио и телевидении), любая новость быстро подхватывалась и распространялась.
И не дай Бог попасть на язык сельским сплетникам! Таких ярлыков навешают, мало не покажется!
Одевшись, вышла на улицу, присела на лавочку и приветливо обратилась к свекрови: - Отдыхаете? Сегодня такой вечер хороший — тихий, тёплый.
Старушка тоже приветливо улыбнулась и что-то ответила, но Лариса не поняла, что именно. За время гостевания в селе успела заметить, что не совсем понимает местный диалект. Некоторых слов вообще раньше не слышала, но даже многое из того что знала, произносилось с непривычными ударениями, окончаниями или совсем искажённо.
Тем временем свекровь говорила и говорила, рассказывала о чём-то, а молодая городская невестка мучительно вслушивалась, пытаясь уловить и понять хотя бы тему разговора. Но — увы! Положение просто катастрофическое — делала вид, что понимает, кивала головой, улыбалась где надо и где не надо. Хотя бы Володя подошёл и разрядил эту нелепую обстановку!
Наконец старушка замолчала и Лариса, извинившись, быстро ушла.
Со слезами на глазах вбежала в комнату, где муж спокойно читал газету.
- Мне было так стыдно, так стыдно! Твоя мама наверное подумает, что я чёрствая, некоммуникабельная, что не захотела с ней общаться. А я ведь ни слова не поняла! Разобрала только, что она говорила «тахтаво, тахтаво». Что это такое? Я не знаю.
- Успокойся. Ничего не подумает. Просто у матери давно нет зубов, потому и разговор невнятный. Её и правда понять трудно, хотя я понимаю всё. Извини, об этой проблеме я просто не подумал. А «тахтаво» - это не какое-то новое слово. Так у нас произносят выражение «так-то вот».
Но Лариса не могла успокоиться и твердила: - Ну почему же, почему ты со мной не пошёл? Я себя чувствую последней дурой! Так неудобно перед твоей мамой...
- Пойдём, пойдём вместе! Поговорим, я буду за переводчика.
Но Ларисе не пришлось участвовать в разговоре, сын с матерью оживлённо общались, а она просто сидела рядом, успокаиваясь.
Кажется, свекровь совсем не заметила всего того, из-за чего так переживала её молодая восемнадцатилетняя невестка.
Продолжение следует: http://stihi.ru/2021/04/07/3440