Костёр трещал, как пьяный балабол.
Снег оседал, кипел ручей в низине.
И голый лес был по-другому гол –
бесстыдно, вызывающе на синем,
оттаявшем от облачной шуги,
чернели ветки, влажны и туги.
*
Проснёшься и глядишь, сощурив глаз,
как сеет утро сквозь весёлый ситчик
апрельский свет, звенящий от синичек...
Вот так бы просыпаться каждый раз –
ресницами размаргивать стрекоз
чудного сна и солнечной пестряди...
Деревня, кони фыркают в леваде,
бежит вода, по ней бежит барбос,
за ним несутся дети, гомоня.
И жизнь проста, и смысл у жизни прост,
как семечка, пустившаяся в рост...
Не спи, проспишь весеннюю меня.
*
Над баней небо вызвездило в лёд.
Но братия гусиная орёт
и день и ночь, топочет и гогочет.
Сидишь в парной и слышишь за стеной
и хлопот крыл, и хриплый позывной,
и думаешь: на юге этой ночью
другой вожак готовится в полёт…
А Сашка знай на камни поддаёт
дубового отвара.
Они шкварчат, и ты, чумной от пара,
пристав, как банный лист, идёшь за мной
сидеть в одном исподнем под луной...