Год ровно прошёл, настал пост Великий,
Весна дивила людей землёй, ожившей.
Потоки вод пели песни от талого снега,
И я сидел на крылечке, двор таял от света.
Из-за угла прилежащих строений,
Вдруг появился псаломщик Евгений
И подбегает ко мне в страшном волнении;
Весь запыхался бедный от сердцебиения,
Переводя дыхание, спросил не смело:
«Батюшка, слышал ты новость-то в селе? —
Какую? Что сын на богомолье, верно?
Отправился за отца помолиться Сергей...
Он приходил ко мне на масляной неделе
И говорил обо всём этом. —
Как! Разве Сергея нет дома? —
Воскликнул мой псаломщик,— Боже мой!
И сын в отсутствии, какое несчастье!
Вот кара Божия на эту семью нашла...»
Но и казалось, что может быть странно
Когда у пропасти человек уж стоял.
Не понимая в чём дело, что за напасть,
Переспросил я Евгения не безболезненно:
«Да лошадь загрызла Илью, когда
Он захотел покормить её сеном.
Такое вот страшно неописуемо дело...
Словно собака, говорят до смерти заела.
Сбила с ног, играючи будто, рассвирепела,
Он прятался аж от неё под телегой!
— Полно тебе! О, ужас!Да не может быть это!
Что-то я не слыхивал ничего об этом! —
Да потому что случилось всё только что...
Сам я не видел, но все говорят об одном!»
Прям поразило громом такое известие.
Так жалко было нераскаянного старика.
И поспешил я на место происшествия,
А жив оказывается ещё был Илья.
Весь окровавленный он был отправлен
Уже без сознанья в больницу. Оторваны руки
Ажно по локоть; измяты грудь, рёбра...
Словно побит был своим он конём от скуки.
Скорбят родные, соседи, друзья
От окончательного безнадёжного
Всех поразившего разом конца,
Расплата ум так смиряет серьёзно!
Как сердцу тяжко от всех земных оков,
От зла разлука приходит, как день наш суров!
Как родником, звери жажду утоляют...
Пламенем в горе вздымаясь, от рыданий.
Тучен и страшен мир в вихрях неверный,
От суеты нас ввергает на тяжбу тревог.
Кто не предвидит от мести труд смерти,
Тому навязан в ярмо раболепный порог.