слишком много света в рентгеновских лучах,
и сверкали улыбки, едва зачистили зубы,
пошли витамины голода в рост,
обрекая тело носить слабость силы,
и изолированно находились пределы частиц,
импланты зрачков, грязный взгляд, осуждали до зрения,
лучи дырявили тело абсолютно, насквозь,
безмятежное время лежало на стрелках доверием…
а в последней воде дно ночевать отказалось,
стряхнула объедки аквариума, кистепёрая рыба – пила,
зрачки боль скрыли неизлечимой болезни,
сами закрыли бесчисленно сложные шторы в глазах,
и приворотное действие хмурого скальпеля,
ждал, в искусственной коме, (свет),
лишь трансформатор мёртвого тока выл неестественно,
да стелил галогеновой язвой лучевую постель…
и местные, и не местные,
и скучные, и неразлучные,
вместе стояли, дремали,
в ссорах себя целовали,
подводили черту над коростой,
галантно сухих разговоров,
как жизнь их руками гладит,
лапает за живое…
в дорогу одевались тщательно,
холодными переходами выходили греться тесно,
каждый знал – рядом быть,
непозволительно лестно,
летучих мышей перекрасили в лебедей,
облака в воронов,
пух тополей себя сдерживал,
делился дыханием поровну,
суета показная замерла на негативе луча
рентгеновского собора…
пусть дождь рядом побудет,
позаигрывает с облаками,
штукатурка стен застегнёт наспех дома,
где прячется генерированная усмешка плоти,
пусть тротуарную плитку, вывернет наизнанку погода: –
(тупым безразличием рассечённой бравады),
да только не залатать, думающему об этом,
дырку, фальшивой наградой…