- Душа моя, - тихо шепчет певчему Ксения, -
Просыпайся-ка, свет очей, завтрак уж подан.
Лю'бым не страшны ни выворотни осенние,
Ни время разлучное, ни топкие воды.
- Не утянет нас балагта', супруг мой венчанный:
Цельный город на болотине страшной выстроен.
Те'плит свечи и ладонями ластит певчего.
Студь заполнила каменный дом у пристани.
- Не лытай, подымайся с перин, собой угрей!
Пальцы в волосы тянет, в золотую пряжу,
То на лоб его чистый, белый нанесёт елей,
То шерстяной нитью узел на руке вяжет.
- Никого, исполать, не жалела доселе я!
Надевает его камзол, кафтан да картуз:
- Андрей Феодорович воплотился в Ксению!
Он не умер! – и босая за гробом версту…
После сорок пять раз сменялась зимою осень.
Ксения, боса, безблазна, в смагу и стужу
За теребень кабацкую Светодавца просит
И за раба Андрея – за живого мужа.
__________________
Безгодие – бедствие, несчастье;
Балагта’ – болото;
Лыта’ть – уклоняться от дела, лениться.
Ксения Григорьевна Петрова (рождена между 1719 и 1731 годами), жена полковника, служившего певчим при дворе, овдовела в 26 лет и от горя, казалось, лишилась рассудка. Сказав, что умерла она, Ксения, а не супруг, вдова подарила дом, раздала имущество беднякам и до конца дней называла себя именем покойного – Андреем Феодоровичем.
В день похорон она надела костюм мужа и пошла провожать гроб. С этого начались её скитания по улицам Петербурга. Ей давали милостыню, но брала подаяние блаженная только лишь у добрых людей и не больше одной копейки, да сразу же и ту копейку отдавала другим нищим. После того, как одежда супруга истлела, она стала одеваться зимой и летом в ветхую красную кофту и зелёную юбку. Либо в зелёную кофту и красную юбку, так её теперь изображают на иконах. Люди предлагали тёплую одежду и обувь, но Ксения не принимала.
Окружающие заметили: если юродивая подавала кому-то, то одаряемый получал вскоре сам-пят, а то и сам-десят, то есть в пять или десять раз больше.
За смирение и силу веры Ксения получила дар прозорливицы и чудотворицы.
Скончалась святая в конце XVIII века.