На балконе, случалось, под вечер я один размышлял и курил. Опускались снежинки на плечи, и ласкали асфальт фонари медным светом, и люди гуляли, распыляя по ветру слова, а на неба ночном покрывале кто - то звезды тайком вышивал. На деревьях висели гирлянды, и снежинок на окнах не счесть, а напротив смотрел из мансарды телескоп, наблюдая небес тишину и какие - то вспышки, да полоски далеких колец, и казалось, что сказка из книжек добралась и до нас наконец.
Ветер дул, я пальто закрывался, разлеталась со снегом зола, а на кухне готовилось мясо, и с детьми рисовала жена. Все пропитано было уютом. Я зашел, на рисунки взглянул, как снежинки посыпались шутки, так что еле уселся на стул.
В этот вечер шумела дорога. Вдоль нее друг за другом дома. Наряжали в них елки, в подмогу зазывая готовящих мам. И горели их окна и грели всех неспящих, бродящих тайком, а в сторонке угрюмые ели стерегли недостроенный дом.
Он стоял одинокий и серый, контрастировал с счастьем вокруг, и никто не входил в его двери, не включал его свет поутру. Неповинная жертва ошибки инженеров, строителей, фирм, он, лишенный любви и улыбок, согревался лишь сном городским.
Через час я курил у забора. Дом стоял в тишине на ветру, и казалось, забыл о нем город и те люди, что рыли тут грунт. На заснеженных скользких дорогах среди тех, кто блуждал по двору, я стоял, как в палате больного, точно был его преданный друг. И когда я луной любовался, то, казалось, он смотрит со мной; восхищались мы, как в кинозале, и ее наполнялись тоской.
Так гулял я потом каждый вечер. Появлялась принцессой луна, и была она в платье из свечек, но всегда отчего-то грустна. Может так же ее не достроил юный Бог, отложив на потом, и оставил смотреть на прибои и чужим согреваться теплом.
В эти дни я заметил такое, о чем после не раз вспоминал, - дворик дома был устлан левкоем, а была, на секунду, зима, да и не было раньше цветов тут, точно выросли всем вопреки, стали частью угрюмого сквота, чтоб избавить его от тоски. Хлопья снега ложились на листья, колебался от ветра левкой, фонари, точно головы лисьи, рыжим светом дрались с темнотой, я узрел неземную картину: как король, в ее центре был дом, и как будто ожили руины его стен, за дверным косяком мне почудилось словно дыханье и биение сердца его, и душа одинокого здания засветила глаза синевой...
Спустя сутки я праздновал Новый, наступающий с холодом, год. Пахло в комнате шишкой еловой, я сидел за столом без забот, а в углу шелестели подарки, раздавала их детям жена, я выкрикивал шутки, и жарко становилось от дозы вина. За окном загремели салюты, мы рванули семьей на балкон; некто пьяный скандировал: "круто!", а внизу наших взглядов ждал он. И опять, своим видом прекрасным привлекая, затмил все кругом. Дети враз унисоном несвязным прокричали: "смотри какой дом! ". И в тот самый момент в нем зажегся сам собой электрический свет, а над крышей рождественской кляксой замер пестрый, эффектный фейерверк!
Я привык, что у камня нет воли, нет возможности выбрать судьбу, что не может он быть недовольным, не способный на гнев и на бунт. Его участь - сносить терпеливо все невзгоды на твердых плечах, только, кажется, несправедливость даже камень заставит кричать. Я не знаю, откуда явился, с каких мест сошел сказочный дом, но когда мы вошли в него сила неземная сверкала огнем. Он, возможно, заметил гирлянды на деревьях, скопировал их и украсил сиянием веранду, чтобы встретить друзей четверых. Мы неспешно шагали вдоль окон, восхищал нас дворец нежилой чистотой, красотой одинокой и ласкающей взор синевой. Этот дом показал, что достоин, как и сотни таких же, любви, и что зря записали в изгои, он любого из нас удивит.
Отойдя от вина и веселья, и от явленных домом чудес, я задался сомнительной целью объясниться с СК Стройинвест. Я решил рассказать им что видел, как меня ошарашил их дом, что нельзя разбирать, очевидно, вдохновенные стены его. Мне ответили, что все устроят, обязательно мнение учтут, чтоб я был терпелив и спокоен, - тут не впрок создавать суету. И, вернувшись той встречей довольный, попрощался с "соседом", куря. Оставлять его было так больно, но, увы, до конца января я уже обещал поработать, и, достав из кармана билет, прежде чем погрузиться в дремоту, взял в дорогу еще сигарет.
Вдалеке от семьи и от дома доводилось бывать не впервой. Пусть та местность была не знакома, вечерами под той же луной я смотрел на небесное платье, что надела она в этот раз, неспеша направляясь к кровати, как насытившийся ловелас. До сих пор мне не верилось в чудо, что явилось в ту ночь существом, появившимся из ниоткуда и не требующим ничего. Мне хотелось, чтоб люди любили как и я этот сказочный дом, вдохновлялись таинственной силой и слагали легенды о нем.
Три недели прошли мимолетом, я счастливый автобуса ждал, получив ранним утром банкноты, и рванув поскорей на вокзал. В предвкушении долгой поездки я купил со статьями журнал, но в итоге, открыв занавеску, всю дорогу о чем-то мечтал. Растворенный в холмистых пейзажах, думал я о семье и о том, сколько шума и ажиотажа наведет в скором времени дом, как народ будет рядом толпиться и часами ждать в очередях, как изменятся души и лица вдруг узнавших о тех чудесах, что творит он, со светом играя, будто свет для него - пластилин, как не раз я стоял, восхищаясь, наблюдая за чудом один.
Наконец из автобуса вышел и накинул на плечи рюкзак. За сугробом играли мальчишки и попали в меня, я кулак показав им шутя, отряхнулся и последовал дальше, потом раскидали проказники мусор, но настигнуты были отцом.
Я был полон надежд и свершений, и увидеть желал чудо - дом. Среди прочих недавних строений он один отличался умом, и притом, он ведь мог измениться, его сила была велика, мне казалось, былое - крупица, и лишь первый шажок новичка в этом деле сакральном и тайном. Вот уже я увидел забор, подошел взбудораженный страхом, - не узнать было сказочный двор...
У забора стоявшие ели друг на дружке лежали в тени, облака уплывали без цели, не способные казнь отменить, кирпичи развалились безмолвно на том месте, где раньше был дом, и лишь ветра прохладные волны будоражили листья кругом. От обиды лишился я речи и прилег вместе с елью в тени, виноватый за все человечество в том, что чудо не смог сохранить. Удивленные универсамы лишь недвижно стояли толпой, и был злым преступлением самым перетоптанный насмерть левкой.
До сих пор, вечерами гуляя, говорю тихо дому "привет". И вздыхает луна голубая, - волшебства здесь, увы, больше нет.