То – весны моей начало...
Иван Бороздна
I
А давай незаметно
Отложим заботы свои,
Пусть они потихонечку
Ждут отведённого часа.
У Стодольского озера
Снова поют соловьи,
Будоража округу
Руладами высшего класса.
А давай заберёмся,
Рукою на возраст махнув,
В одичалые заросли
Белой персидской сирени.
Шалый солнечный зайчик,
С росистых ветвей соскользнув,
Шебутно и доверчиво
В наши уткнётся колени.
А давай заморочим
Садовую голову дню,
Покуражимся вдоволь,
Узнав покровительство мая.
Так язычники в древности
Сплошь поклонялись огню,
Безоглядно за веру
Инстинкты любить принимая.
А давай позабудем
Сквозящие ветры разлук,
Леденящие душу
Размолвки и мелкие ссоры.
В заозёрной дали
Камышами подёрнутый луг
Ненавязчиво так
В беспечальные тянет просторы.
А давай полистаем
Историю нашей любви,
Мимолётно затронем
Святые эоловы струны.
В безоглядную полночь
Обратно меня позови,
Где буравили землю
Соцветьями молний Перуны.
А давай помолчим,
Пусть неспешно продолжит рассказ
Та въездная аллея,
Словесным владея искусством.
Здесь любили до нас.
И обжитый богами Парнас
Восхищённо завидовал
Испепеляющим чувствам.
II
Влюблённым не нужна одежда...
Он повторял, гласит молва:
«Надина, Наденька, Надежда...»
Полумолитвенно слова.
Он просыпался спозаранку –
Ещё молчали петухи, –
Про синеокую славянку
Слагал заветные стихи.
На крыльях радости, счастливый,
Всегда торопится сюда.
Всепонимающие ивы
Толпятся молча у пруда.
Невольно вспоминает снова
С испепеляющей тоской
Про ту, что ждёт живого слова
В своей губернии Тверской.
Не затравянится тропинка,
Для двух проложенная душ.
А стародубская глубинка –
Не безнадёжнейшая глушь.
Скучает по одной персоне –
Да так, что белый свет немил.
Чудно́: в московском пансионе
Учёный барин зачудил.
Не обладающий педантством
В амурно-хлопотных делах,
С завидным ищет постоянством
Отдохновение в стихах.
То крайне грустный, то весёлый
Свиданья вспоминая вновь,
Рифмует вечные глаголы
Про ту, что верует в любовь.
От неизбежности немея,
Он отвергает прочих муз,
Поскольку узы Гименея
Иных многоприятней уз.
Легенды новые дарили
Притуросненские места...
И говорили, говорили,
Но говорили неспроста:
Из белокаменной столицы
Под сень медвёдовских берёз
В свои клинцовские светлицы
Невесту юную привёз.
Привёз на радость, на беду ли,
Привёз на время, навсегда?..
Стоят в извечном карауле
Седые вязы у пруда.
Есть Пушкина заветный томик,
Огромный яблоневый сад.
А есть ещё стодольский домик
С въездной аллеей, и посад.
Родник живительный запаслив,
Обоим не испить до дна.
Есть рядом Наденька. И счастлив
Иван Петрович Бороздна.
III
Тучи незаметно
Небеса укрыли,
Зашуршал по рощам
Первый листопад.
Журавли над полем
Выровняли крылья –
Скорые метели
Поспешать велят.
Липы отшумели
Отчего порога...
Тесно подступают
С четырёх сторон
Церкви Стародубья,
Дальняя дорога,
Грустно-величальный
Колокольный звон.
До седьмого пота
Трудятся деревни,
В муках добывая
Свой насущный хлеб.
Потому-то нивы
Чтут обычай древний –
Был бы к месту молот
И крестьянский серп.
Пахарь многожильный
Не привык лениться,
Справная лошадка
Тащит сена воз.
У лесной криницы
Отдыхают жницы,
Одолев снопастый
Золотой овёс.
Как бы там России
Трудно ни живётся,
Повсемест неведом
Подневольный страх.
И напев старинный
Эхом отзовётся,
И заполыхает
На семи ветрах.
Словно зачерпнули
Дождевой водицы,
Что лилась в дубовый,
Клёпками, ушат.
Зачинают тихо
Песню молодицы,
Следом подголоски
Подтянуть спешат:
«Ой, да разгулялись
Ветры по-над лугом.
Меня, молодую,
Замуж выдают
Во чужу сторонку,
Будто во темницу,
Во чужие люди –
Матушка, услышь...»
Жалоба девичья
Трепетной загадкой
Медленно растает
В лиственном лесу.
От протяжной песни,
От печали сладкой
Наденька украдкой
Обронит слезу.
Не пытай судьбину –
Горькую рябину:
Всё равно не скажет,
Что назавтра ждёт.
Без щемящей песни
Ни одной минутки
Обойтись не может
Работной народ.
На вечерней зорьке
Видится в оконце:
Мельницы старинной
Вертит жернова
Светлая от солнца,
Чистая до донца,
Как слеза ребёнка,
Реченька Титва.
IV
Надвое пространство раскололось.
Наденьке, хоть столько дней прошло,
Снится Холохоленская волость
И деревня Новое Село.
Снова с непреодолимой силой
В детство возвращают неспроста,
Долюшка куда б ни заносила,
Богом отведённые места.
Зримо и настойчиво поныне
Видятся они издалека.
На свои заволжские святыни
Покреститься тянется рука.
Детство расставаться не хотело,
Стоя у лампадкина огня.
Бархатные листья чистотела
Под дождём клонились у плетня.
Кваканье лягушек из болотца,
В мареве купающийся день,
Бабы у замшелого колодца
С вёдрами, наполненными всклень.
К скорой подготовили разлуке,
Ежели любви взошла звезда,
Нянечкины ласковые руки,
Родные отцовские места.
Не разделишь страждущим на части
Поданный фортуною билет.
Соткано нечаянное счастье
Напрочно на добрых сотню лет.
Тропочку иную не подскажут,
К прошлому не подобрать ключей.
В лужах последождиково пляшут
Крохотинки солнечных лучей.
Не узнать былую недотрогу.
В прошлое мосточки сожжены.
Вот и привыкает понемногу
К роли изумительной жены.
Наденьке даётся очень просто
Обживать любимого места.
Деву не дождавшаяся росстань
Сиротой осталась навсегда.
Эту поэтическую вольность
Автор пропустил, куда ни шло...
Где-то Холохоленская волость
И деревня Новое Село.
V
Скучается неделями...
Над вымерзшим прудом –
Засыпанный метелями
По ставни барский дом.
Нисходит наваждение
Среди декабрьских стуж.
Двадцатый день рождения
Не за горами уж.
Молчанье, как пародия,
Преследует его.
Подходит Новогодие,
А там и Рождество.
Сонет не получается,
Хоть рифма и проста.
Безрезультатно мается
У чистого листа.
Нельзя перо откладывать,
А то пойдёшь ко дну.
Не терпится порадовать
Сонетами жену.
Но строчки жизнетворные
Преследуют везде:
«Среди долины ровныя,
На гладкой высоте...»
Виденье повторяется –
И без обиняков
Непрошено является
Профессор Мерзляков.
«Вы что же это, батенька? –
Весомо говорит. –
Поэту жить богатенько
Никто не запретит.
Похвальны оправдания
Счастливых женихов.
А как насчёт издания?
А как насчёт стихов?..»
Ложбинами могутными
Ныряет санный след.
За сумерками мутными
Весеннится рассвет.
От Смолевич до Душкина –
Бескрайние снега.
В ключе великом Пушкина
Проклюнется строка.
Раскованно, рискованно
Поэт отыщет нить.
Кому что наконовано,
Нельзя переменить.
Означенная каждому
Проложена стезя.
Но самому отважному
Её объехать льзя.
Пока снега курчавятся
До финишной весны,
Тут борозда протянется
Поэта Бороздны.
Именье доброхотово
Известно далеко...
Писать в селе Медвёдово
Печально и легко.
VI
И звёздная полночь,
И гроздья калины.
И белая-белая
Лунность окрест.
У этой калины
Дубы-исполины –
Исконные жители
Избранных мест.
Поэзия кротко
Отходит в сторонку.
Здесь всё нараспашку
И всё на виду.
Мужик поучительно
Бьёт свою жёнку,
Что та медовуху
Сховала в саду.
При хате любой –
И амбар, и курятник,
Да на десятины
В избытке забот.
Наводит порядок
Приезжий урядник –
И снова село
По старинке живёт:
Рожает детишек,
Справляет поминки,
На праздник домашнее
Льётся вино...
О жизни уездной
Иные картинки
Из барского дома
Узреть не дано.
Он здесь и хозяин,
И сват, и бухгалтер.
Хозяйство большущее –
Только не рушь.
И барина ценят
За лёгкий характер
Его крепостные –
Под тысячу душ.
Работать не в силу –
Никто не неволит,
Пускай догоревшая
Гаснет свеча.
Да только вот Наденька
Ждать не позволит,
Да только вот Наденька
Здесь, у плеча, –
Его вдохновитель
И вечная Муза,
И путеводитель,
И верный оплот,
Его избавитель
От тяжкого груза –
Всегда обязательно
Трепетно ждёт...
Потянет магнитом
К единственной милой,
В глазах васильковых
Не грех утонуть.
По жилам забродят
Могучие силы –
И впору Кавказские
Горы свернуть.
VII
Над Салгановой криницей
Знойный полдень серебрится,
Разгоря́ченные лица
Там лоснятся, как слюда.
У Салгановой криницы
Люд посадский веселится.
А в Салгановой кринице
Изумительна вода.
Тары-бары-растабары,
Мандолины да гитары,
Балалайки прихожане
Вместе с бубнами несут.
Вездесущие цыгане,
С ними их барон поджарый
Косолапого медведя
Без намордника ведут.
Две залётные плутовки
Из шинка на Солодовке,
Лопатенские девицы
И ардонские купцы.
Соответственно эпохе,
Удальцы не так уж плохи.
Расписные скоморохи
Веселят посад Клинцы.
Богомольные старушки
Держат ушки на макушке.
Разливаются частушки
Разухабистых парней.
Зарезвилось на просторе
Появившееся вскоре –
И почти что в полном сборе –
Население Дурней.
Мужичишки дворовые
От похмелья чуть живые.
На руках у дам болонки
Экзотических пород.
Бедной лапотной России
Расслабляться не впервые,
А иначе в одночасье
Окочурится народ.
Кому сладко, кому горько,
Кому мёд, кому махорка.
Но на то и Красна горка –
Праздники в канун страды.
Потихоньку, понемногу
Оживают, слава Богу,
И дают весне дорогу
Огороды и сады.
Всю Пасхальную неделю
Про Фому и про Емелю
Расстарается рассказчик,
Да к тому же не один.
Всю Пасхальную неделю
Предаются щедро хмелю
И начальственный вельможа,
И любой простолюдин.
Отгуляют – шито-крыто,
Позабытое забыто,
У разбитого корыта
Не останется никто.
Если кто и был обижен,
Прибаутками унижен –
Будет прочими услышан,
Благо, будни есть на то.
Сохраняется обычай
Ключевой воды напиться,
Перед дальнею дорогой
На часок зайти сюда.
...За Салганову криницу
Солнце медленно садится,
А в Салгановой кринице
Вечной свежести вода.
VIII
Дорожке торной сколь ни виться,
Поэту всё-таки нужна
Не окольцованная птица,
А полноценная жена.
Писать о Туросне Картавой
Нельзя, читатель дорогой,
Бессмертной пушкинской октавой,
Евгеньонегинской строфой?
Наверно, можно. Но тогда
Побольше надобно труда.
Итак, она звалась Надиной.
Надеждой Львовной, стало быть,
Никифоровой. Ей картиной,
Которую легко прибить
На стенку вровень с остальными,
Обрамленными и цветными
Рисунками в парадный ряд,
Не стать. Так факты говорят.
Из двухвековой глубины,
Протаяв слабеньким дыханьем
В окне морозном с опозданьем
Просвет с обратной стороны,
Она вошла, впорхнула к нам –
И тесно чувствам и словам.
Сюжеты водятся похлеще
У сочинителей иных,
Но есть вполне простые вещи.
Зато какая правда в них!
Её родители по праву
Помещичью снискали славу,
Но средней, так сказать, руки –
Души добрейшей старики.
Всегда копейку берегли
На чёрный день, на всякий случай.
Из них был кто-то невезучий,
Но кто – приметить не смогли,
Иль не хотели, может быть,
Ведь их удел – детей растить.
Конечно, лучше бы изнанки
Не знал блистательный наряд.
У многоопытной цыганки
О многом карты говорят.
Предскажет важное свиданье,
В подругах разочарованье,
Миролюбивую свекровь,
Валета страстную любовь,
Хмельное сладкое вино,
За счастьем дальнюю дорогу.
Да вот к родимому порогу
Вернуться ей не суждено,
Поскольку в полных двадцать лет
Должна оставить белый свет...
Но только Наденька об этом
И догадаться не должна.
Ей встреча суждена с поэтом,
Являлся коим Бороздна.
Когда в Московском пансионе
Соприкоснулись их ладони,
Никто не думал, не гадал,
Что стал событьем вещим бал.
Своих четырнадцати лет
Не зря она заметно старше.
И у прудов у Патриарших
Им воссиял высокий свет.
Ещё немного, и она,
Надюша, – мужняя жена.
Летели тройки удалые,
Закусывая удила.
Их церковь – купола златые –
В селе Афимьино ждала.
Обряд божественный – венчанье,
С ушедшей юностью прощанье, –
Священник правил молодой
С едва заметной бородой.
По воле матери, отца
Надеты золотые кольца.
А под дугою колокольца
Ещё звенели у крыльца...
И, наконец, обручены
Иван и Надя Бороздны.
Всесильны Зодиака знаки.
Скажи - и сотню добрых вёрст
Жених в великолепном фраке
Невесту б на руках пронёс.
Не дал бы ей ступить на землю,
Возвышенному гласу внемля,
Коль брак – две жизни на весах! –
Свершается на небесах.
Вот тут-то и бессилен рок...
Оно, скорее, так и было:
Надина трепетно любила
Весь Богом отведённый срок.
Зажжённый в горней вышине,
Огнь сгинет не по их вине.
IX
Вечер душный, вечер жаркий,
Холодок скамьи.
От любви в Стодольском парке
Стонут соловьи:
«Тиви-тиви... Девять, девять...
Двести двадцать пять...
Дева, дева, дева, дева,
Хватит горевать...»
«Расстояния не лечат
От больших разлук...
Твой единственный далече –
Твой любимый друг...»
«Камышинка долу гнётся,
Сколько ни грусти...
Дева, дева... Он вернётся...
Он уже в пути...»
Только Наденька не верит
Басням соловья.
У него свои поверья
И своя семья.
Изъясняться можно лихо,
Утешать везде,
Если рядом – соловьиха
На родном гнезде.
Лей рулады-завитушки –
Столько-то и дел.
Если б не было подружки,
Что бы он запел?
«Тиви-тиви... Триста девять...
Надо знать мужчин...
Зря терзаешь душу, дева...
Нет на то причин...»
Убедительны, однако,
Вещие слова.
Если нет дурного знака –
Значит, не права.
Будет, ежели признаться,
Тосковать о ней.
Надо всё-таки дождаться
Взмыленных коней...
И действительно – подарки
Каждому свои.
От любви в Стодольском парке
Стонут соловьи.
X
От вечернего солнца алея,
На уставшую жухнуть траву
Помаленьку въездная аллея
Невесомо роняет листву.
То страницей, то поодиночке,
Словно птицы в родные края,
Возвращаются трудные строчки
Постепенно из небытия.
Долгожданной отведав свободы,
Вдохновенье царит допоздна.
Воскресают посланья и оды –
И ликует поэт Бороздна.
Отыскать полновесное слово
Упоительный вечер помог,
Чтобы Наденьку радовал снова
Откровеньем наполненный слог.
Возвратился в аллею обратно.
Тут же несколько строф перенёс
Перочинным ножом аккуратно
На кору восхищённых берёз:
«Когда же я на крыльях радости
Лечу игривою мечтой
К тебе, подруга мирной младости,
К тебе, прекрасный ангел мой,
Тогда недолгого ненастия
С очей спадает пелена,
Тогда опять восторгом счастия
Душа по-прежнему полна...»
Ей понятно, кому нет покоя
И кому адресована весть.
Разве можно, скажите, такое
С равнодушием праздным прочесть?
И курчавится трепетно локон
На её вдохновенном челе.
Из тиши не зашторенных окон
Пробивается лучик во мгле.
Расступаются тесные стены,
Открывается вольный простор.
Грозовые грядут перемены,
Но надеждою светится взор.
Уповая на Божью на милость,
На любой невезучей версте
Их любовь, чтобы там ни случилось,
Никогда не оставит в беде.
У любви не бывает скорбящих,
Не бывает чужих и своих.
Если радость – на всех приходящих,
Если счастье – одно на двоих.
Утешенья не надо иного:
Лишь заря заалеет едва,
Ей не терпится снова и снова
Перечесть на берёзе слова:
«Мой друг! С тех пор, как узы брачные
Соединили нас с тобой,
Доселе небеса безмрачные
Все были мирны надо мной.
Пусть наше небо, столь отрадное,
Как прежде, тешит нас всегда
И нам присудит, благодатное,
Не разлучаться никогда!..»
Грянут беды, вокруг нависая
Над семейной четой Бороздны.
И придёт за Надюшей косая
В первый день запоздалой весны.
Оборвётся внезапно поэма
Посреди недосказанных фраз...
Только это – особая тема
И, конечно, отдельный рассказ.
XI
А давай незаметно
Отложим заботы свои,
Пусть они потихонечку
Ждут отведённого часа.
У Стодольского озера
Снова поют соловьи,
Рассыпая клинчанам
Рулады чистейшего класса.
А давай помолчим,
Пусть неспешно продолжит рассказ
Та въездная аллея,
Словесным владея искусством.
Здесь любили до нас,
И обжитый богами Парнас
Восхищённо завидовал
Испепеляющим чувствам.
11 мая-3 июня 2005 года.
Примечание автора. Надежда Львовна Бороздна (1809-1830) скончалась в стодольском доме Бороздён в Клинцах и была похоронена в селе Медвёдово рядом с родителями поэта. Там же покоится прах и Ивана Петровича. В 2005 году их надгробья были отреставрированы и приобрели первоначальный вид.