О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
(Из книги "О людях и для людей!")
Глава 16.ОТЕЦ.
Мне кажется,что я родился в машине,и всё моё детство прошло на колёсах.Я не помню,сколько мне было лет,но,видимо,слишком мало,иначе бы я помнил больше,и то, когда я впервые очутился в машине.Я только помню из раннего детства одну картину,как мы с отцом,в его студебеккере,возили огромные глыбы льда с реки Воронки в доменный цех для охлаждения доменных печей.И как я тогда в страхе прятался от заводской охраны у него почти в ногах,на самом дне его кабины, боясь, как бы при въезде в заводские ворота меня не высадила из машины.Помню ещё похороны знаменитого Косогорского металлурга и Почётного металлурга страны, бывшего мастера газового хозяйства завода,кавалера орденов Ленина,Трудового Красного Знамени,«Знак Почёта» и пяти медалей Алексея Петровича Данкова.Мне почему-то было тогда ужаса страшно.И,особенно,было панически ужасно,когда медные трубы взвыли траурный похоронный марш.И с тех пор я не люблю похоронные процессии.И я тогда,стараясь ничего не видеть и не слышать,опять же забивался в самый угол на самом дне его кабины.
Семья наша была большая,многодетная,но без дедов и бабок,так как мои родители с раннего детства оказались сиротами.Вот потому-то,видимо,я частенько оказывался в отцовской машине,что нянек у нас не было,а у мамы домашних хлопот было сверх головы,да и кроме меня в семье было ещё трое детей,да два кабанчика в сарае хрюкали,куры кудахтали там же.А в самом раннем моём детстве была ещё и коза. Она-то однажды меня так сильно напугала,когда я вечером однажды взбирался домой, один и самостоятельно,на второй этаж,а она заблеяла на чердаке,что я долго не мог потом произнести букву «к».Но это потом прошло.А тогда,когда неожиданно в темноте на лестнице,ведущей на чердак,показалась её блеющая голова с белой бородой и рогами,то я в ужасе закричал.Слава Богу,что с испуга ещё не стал заикаться.Детск0ий сад я невзлюбил с первых же моих дней пребывания в нём.И это неприятие,ужасные отрицательные эмоции,что я здесь испытал,тоже очень хорошо помню.Собственно говоря,вначале мне,как и всем детям,тоже очень хотелось в детский сад.Вот потому я долго, видимо была очередь,просил родителей «записать» меня в детский сад.И вот,в первый же мой день пребывания в детском саду,в «тихий час»,при отсутствии в спальне воспитателя,вдруг все ребята повскакали со своих кроватей и как воробьи расселись по подоконникам,глядя в окно,то вот тут-то я и оплошал!Вслед за ними взобрался я на подоконник,пытаясь понять,что они там увидели на улице?Но я там ничего интересного не увидел,и даже не догадывался, что этого нельзя делать и опасно взбираться на подоконник!А тут опять все детишки,как по сигналу и вдруг,заметив видимо возвращение воспитателя, посыпались,как горох с подоконника на пол и вновь оказались в своих кроватях,а я тем временем преспокойно остался сидеть на подоконнике,не понимая,что же случилось,и что это за переполох? И за то моё непонимание и получил я сразу же наказание – простоял весь остаток дня в углу спальной комнаты.И это стояние в углу мне не очень-то понравилось.В результате жалоб воспитателей и моего упорного нежелания посещать детский сад был я бит нещадно отцовским офицерским ремнём.Да так,что сесть было нельзя!И каждое утро теперь начиналось у меня с плача и крика,с отцовского ремня,с моих синяков и кровоподтёков.Но всё кончилось,тем не менее,благополучно,тем,что вскоре в детский сад я перестал вообще ходить.И с тех пор о том детском саде,о первом моём опыте общественной жизни,у меня остались только самые неприятные и жуткие впечатления.Вот,видимо потому я теперь частенько стал проводить время в кабине отцовского грузовика.
Машина отца,на какой бы он ни работал,будь то «Победа» или Газ-69,автобус ЛАЗ или полуприцеп ЗИЛ,всегда,когда это нам требовалось,стояла под окнами нашей квартиры.И проблем с транспортом у нас никогда не было.И сейчас я очень жалею о том,что в своё время отец не приучил нас,своих детей,к шофёрскому делу,а наоборот гонял нас от машины,боясь,что все мы пойдём его дорогой.В те времена, при нашем-то нищенском семейном достатке,о личном автомобиле мечтать нам и не приходилось,а вот свою профессию отец считал достаточно тяжёлой,не очень престижной,хотя имел первый водительский класс,и вся его жизнь была связана с моторами.Он неплохо трудился и имел всяческие грамоты и награды.Отец считал свою профессию тяжёлой потому,что в дороге всякое может быть,особенно с большим грузом и в дальних рейсах,а это поломки,грязь,жара и холод,неустроенность в пути и бессонница,что,в конце-то концов,и привело к раннему его уходу из жизни.А персональных водителей начальников он почему-то считал,чуть ли ни лакеями, прислуживающих им и их подневольными слугами.Вот потому,проезжая всякий раз со мной или с моим старшим братом мимо тульского механического института,он говорил нам:«Вот где нужно учиться и куда поступать!».Ведь по первой своей профессии, а отец закончил ещё до войны ФЗУ оружейного завода,был он токарем и только эту профессию считал очень достойной и уважаемой.
Меня до сих пор удивляет в нём сочетание безграничной любви к нам,своим детям,и его безумная ярость и жестокость при нашем наказании,когда он полностью терял контроль над собой.И из всех своих детей он,почему-то,особенно сильно и жестоко наказывал меня.И не потому,что был я каким-то страшно озорным или дерзким, хулиганом,и прочая,а совсем наоборот,я был тихим и послушным,выполнявшим все домашние дела и поручения.Просто мне выпало, видимо,такое время в биографии нашей семьи,когда её сотрясали семейные противоречия и конфликты.
Время было,действительно,послевоенным и трудным.Родился я в августе сорок шестого года,через девять месяцев после возвращения отца с войны,а точнее он прибыл с костылём из госпиталя в Лодзи.В первый класс Косогорской средней школы, тогда сорок седьмой,я пошёл в год смерти Сталина,то есть,в пятьдесят третьем году.Я даже помню всё,что отпечаталось в моей памяти навсегда,в том числе,как в нашей комнате,где были в то время только мы вдвоём с мамой,раздался голос Левитана.Я как сейчас вижу,как застыла она в тревожном горестном молчании,не отрывая взгляда от висевшего на стене радио.С тревогой в глазах и молча, слушала она сообщение о смерти вождя.В вестибюле школы,в мои начальные школьные годы, висела большая картина с изображением Сталина на фоне сельскохозяйственных уборочных полевых работ.И я,видя её,всегда вспоминал ту траурную тяжёлую минуту у нас дома и плачущее лицо моей мамы.Учиться я тоже хотел,любил читать,но за малейшую ошибку или кляксу в тетради был всегда нещадно бит своим отцом,так что страх побоев гасил это желание и не давал мне должным образом учиться,подавлял память и уверенность в себе.У меня даже появился панический страх перед учителями и школой.
А учителя постоянно,порой и по пустячным поводам,жаловались моим родителям, особенно отцу.Говоря о том,что я вполне способный к учёбе ребёнок,неплохо соображаю,но очень ленив и упрям.Они,таким образом,думали оказать влияние на меня через родителей,не зная о том,до какой степени я боюсь отцовского ремня. Хотя они вполне могли это предугадать,видя(как,однажды, мне сказал о том мой школьный друг Витя Суляев),что я один из всего класса приходил в школу с синяками,разбитым носом или «фингалом» под глазом.Ведь всего этого, отпечатанного не моей физиономии,мои учителя никак не могли не видеть.Такие меры «воспитания» часто превращались у нас в семейные скандалы,когда,пытающееся меня защитить маме доставалась львиная доля тех ударов и тумаков,что предназначались мне.Отец был явно не Макаренко.
Но всё равно,несмотря на все скандалы,я любил своего отца,почти,как и маму,хотя к ней я относился более нежно,как к женщине,требующей помощи и защиты.А отца, порой,я просто ненавидел и боялся,особенно,после его побоев.И такое отцовское «воспитание» прекратилось,лишь тогда,когда я подрос и уже мог дать должный отпор отцу. Такое отцовское поведение я могу объяснить лишь только фронтом, войной,что,естественно,не могло пройти для него,его психике,бесследно.Отец был, конечно,великим тружеником,он был постоянно в работе.Недавно я прочёл в интернете об его наградах и подвигах на войне,что не только возвысило его в моих глазах,но и ещё раз подтвердило мою догадку о его расшатанных нервах и психике. Вот что написано в тех наградных листах:
На орден Отечественной войны второй степени.
«…В боях с немецкими оккупантами 3.7.44.в районе Володьки тов.Бочаров проявил смелость и отвагу.Его орудие уничтожило один танк противника «Тигр»,три пулемётных гнезда,десять автомашин и свыше двух взводов пехоты.Когда его орудие было подбито противником,тов.Бочаров продолжал вести огонь по противнику до тех пор,пока его орудие третьим снарядом было подожжено.Спасая горевшую машину, тов. Бочаров получил тяжёлые ожоги,только после того,когда машина была потушена,он был направлен в госпиталь.Делу Ленина-Сталина и социалистической Родине – предан.».
На награждение орденом Красной Звезды.
«…В боях с немецкими захватчиками 10.4.45.По 214.45,на подступах к г.Берлину, проявил доблесть,мужество, и отвагу 21.4.45 командуя самоходным орудием в неравном ожесточённом бою,маневрируя на поле боя,его орудие уничтожило:танк Т-3, 1 или 2 пулемётных точки и до 10 солдат и офицеров противника.В этих боях тов. Бочаров тяжело был ранен и отправлен в госпиталь.Своей работой способствовал выполнению боевых задач и быстрейшему разгрому немецко-фашистских войск в Германии» .
После войны он также самоотверженно трудился на своём студебеккере в гараже Косогорского металлургического завода.Колеся по всей тульской области и за её пределами,обеспечивая завод всем необходимым.За что он и был награждён медалью «За восстановление промышленности Центра и Юга».
В более позднем возрасте,после окончания мною школы,наши отношения стали более близкими,мы были заняты одним общим семейным делом– строительством собственного дома.
А.Бочаров.
2000.