Извечный охотник теперь ворошит очаг
И греет тонкие пальцы не над костром.
В его сторожке - уют, и ветра молчат,
Чтоб не спугнуть покой, что явился в нем.
Пусть иногда он ходит в чужие сны
И там наводит смятение и сумбур:
Ему эти путешествия не важны -
Ну что возьмёшь с мозга очередной из дур?
Охотник берет кочергу, ворошит золу,
Что припорошила тающие угли.
Ему есть, с кем разделить шкуру на полу,
Ему не чужды волненья, но надо ли?
Пусть долгие зимы смеются беззубо всласть,
Хохочут, в лицо кидают снега и тьму.
Над ним они никогда не получат власть,
Пока есть очаг, что дарит тепло ему.
Его хвосты заброшены в закуты,
Суровый взгляд теперь мягче, теплей, нежней.
И тетива уж не шлёт больше стрел в кусты,
Ему в пору лишь баллады играть на ней.
Пусть лира плачет, напомнив огонь и лёд,
Что он хранил, будто каменный истукан.
Что ему до слезы, если в сердце бьет
Тонкими стенками сдержанный океан.