Ах, как люблю порой я, братцы,
Забыв про грабли и косу,
Брести походкой тунеядца,
Ногами черпая росу.
В прохладной мороси тумана,
На зов лягушек в полутьме,
Сквозь паутины на бурьянах,
Спуститься с удочкой к воде.
Туда, где средь холмов равнины,
Вдали от шумной суеты,
Неспешен ход над жирной тиной
Вод несравненной Арчады.
Там всё пропитано любовью
И, было столько озорства,
Где, даже спирт, - не вред здоровью,
Глоток душевного родства.
И вот, идя, на встречу воле,
Я замер и стою, как кол,
За краем просяного поля,
Передо мной раскрылся дол.
Река парила. Поднимая,
Клубами плотными туман,
Что потихоньку нисподая,
Фотой покрыл изящный стан.
Край солнца выйдя из–за сосен,
Что полумесяц - вниз рога,
А ниже золотом сквозь проседь,
Сиянье звёзд среди утра.
И грудь дышать вдруг перестала:
«Ах, Русь, ты - матушка краса!»
А на траву росинкой пала,
Из сердца русского слеза.
Вдохнул. Смахнул. Спускаюсь ниже,
Заметней утра холодок,
Уду держать стараюсь выше,
Травища, братцы, выше ног.
Через камыш к воде пробился,
Зачистил место, притоптал
И свежим бризом насладился,
Что вкус былого навивал.
Река дышала, отражала,
А я смотрел, вбирал нутром,
Как гладь кругами оживала,
Как щука брызгала мальком.
Как стайка стрижиков проворных
Стремглав резвилась над водой
И как тандем стрекоз зелёных
Парил в любви над суетой.
Рукою щедрой сдобрив воды,
Наладил грузел, поплавок,
Я ловко, как в былые годы,
Взмахнув, забросил снасть в проток.
Бочком на кочке примастился
И, наблюдая ход реки,
Я незаметно погрузился,
В мир ностальгической тоски.
В эпоху золотого детство,
Где жили просто, не таясь,
Любили Родину, не средства,
Заветы чтили, не крестясь.
Купались до гусиной кожи,
С зарёй встречались у костра
И пусть, мы в чём–то были схожи,
То было частью естества.
И проморгал. Глаза зевнули,
Исчез из вида поплавок,
Адреналином мозг рванули:
«А что?.. А вдруг?.. А вось язёк?..»
Подсёк так резко, что скользнула
Нога взлетая, в сердце дрожь.
Прикормку речка заглотнула,
А из глубин был поднят ёрш.
И что, что ёрш? Ёрш - что, не рыба?
Уха без оной - ни уха.
С ерша навара много, жира.
Ет как в лапше из петуха.
Ерша в садок и вновь забросил,
За часом час,уж солнцепёк,
Уж, и кукушку «сколькать» бросил.
Качаясь, дремлет поплавок.
А ветер, нагоняя волны,
По камышам, струясь гулял,
То преклонял к земле неволя,
То вдруг, осекшись, затихал.
И звуки ярче оживали
Свирелей пташек, зов чирков,
Кузнечики взахлеб трещали ,
С залитых солнцем берегов.
Природа пела и жужжала,
Спешила всё от жизни взять,
Пархала, прыгала, кусала,
Порой туда, что грех сказать.
Давно за полдень, загораю,
Забыв в истоме про улов,
Я в небе взором поедаю
Отары белых облаков.
Вот замок дивный, там ракушка,
Лимон на блюдце, кабура,
А рядом церковь и старушка,
Но, что за дивная игра!
Воды и света, отраженья
Трёхмерных линий. Тот убог,
Не видит кто, имея зренье,
Красот земли, что создал Бог,
Того особого величья,
Что щедро выдано Руси,
Её духовного отличья,
Здесь слово воля - крик души.
Всё ниже солнце, край задело,
Росой подёрнулась трава
И вдруг душа сама запела,
Стиха ожившего слова...
Еще заброс. Пора за сборы,
Рюкзак, удилище, садок,
И на село через пригорок,
Тропою топтанных дорог.
Рюкзак, болтаясь, плечи жалит,
Дозагорался! Обгорел!
Сметанка, думаю, поправит
И, аж сглотнул, весь день не ел.
А ход не тот, бурьян стал выше
Уж не бежится так леко,
Он утром, гад был точно ниже,
За день то вымахал - ого!
Вокруг цикады верещали,
Сливаясь с хором светлячков,
Сверчки медведкам подпевали,
В вечерней песенке без слов.
В дали холмом деревья стали,
На небе «первая» зажглась,
Ей в след другие заблестали
И тьма спускаясь, разлилась.
Иду в ночи, по небу зарюсь,
Ведёт бродягу колея,
Ковшам, полярной улыбаюсь:
«Давненько вас не видел я.»
Забыл я в суе те виденья,
Что будоражили мой взор,
Ночного света притяженье,
Души и неба разговор.
Вот и село. Теперча прямо,
Где фонарём, где через мрак
Ох, сколько, братцы, было страма,
От, ждавших случая, собак.
Знакомый куст, тропинка вправо,
Забор, калитка, вертлюжок,
Ещё чуть–чуть – «Героем слава!»
И рухнул с ходу на порог.
Сижу и гудом наслаждаюсь,
Что мышцам ног, приятный ток,
От кровососов отбиваюсь,
Шлепок, ещё, ещё шлепок.
Обувку скинул, упоенье,
Улучшил в стопах кровоток,
Какое всё же облегченье,
Когда ты вылез из сапог.
На небе месяц зародился,
И вот уж тьма не так густа,
А я стихом с ним поделился,
Что посвятил ему, грустя.
Аплодисменты не услышав,
И, проиграв вампирам бой,
Я предпочел сбежать под крышу,
Спеша залить позор водой.
А там родители не спали,
Как прежде им не всё равно:
«А мы тебя уж и не ждали,
Все жданки кончились давно.
Ну проходи, небось голодный,
Хвались, показывай улов,
Поди, всю выловил там, родный?»
Я показал без лишних слов.
Мать стол накрытый приоткрыла:
Мясцо, картошка, чесночок,
Куриных парочку надбила,
Достала зелени пучок.
Горбушку хлеба присолила,
На блюдце горка пирожков,
Стаканьчик козьего налила:
«Да, это, мама, пир Богов!»
Она присела, улыбаясь:
«Ай, да рыбак, за день – ершок…»
А я жую, лишь ухмыляюсь,
Не сенокос и завтра б сбёг.
И вот, я, братцы , засыпаю,
В глазах мелькает поплавок,
А счастлив так, что всем желаю ,
Хоть раз прожить такой денёк.
P. S.
Улов мой - ёрш и тот в мечтаньях,
Их вам незрячий описал
В своих душевных истязаньях...
Цените, то, что Бог вам дал!