Хочу взглянуть, откройте мне его!
Вот он невольник гордости и чести,
Теперь он труп – плод гнева моего,
Позора моего и моей мести.
Смерть все свершила, что она могла,
Ему теперь ни до чего нет дела,
В нем сожжено практически дотла
Все то, что еще ранее горело.
Вот он лежит, не нужный никому,
И муравей ползет по бледной коже,
И это безразличье ко всему
На чувства его прежние похоже.
Он их утратил – странная судьба –
Вчера живой, сегодня на том свете.
Острота в адрес мой была груба,
Но этого он даже не заметил.
Так смыла ль кровь бесчестие мое?
И с другом детства стоило стреляться?
Не лучше ль босиком топтать жнивье
И навсегда мальчишками остаться?
Вот я живой, не ранен, не убит
И думаю, как все сложилось глупо,
Я на земле стою, а он лежит
Окровавлённым бездыханным трупом.
Как должно схороните вы его
И реквием прощальный в храме спойте!
От выстрела погиб он моего.
Я не могу смотреть! Лицо прикройте!
Текст оригинала
Robert Browning
After
Take the cloak from his face, and at first
Let the corpse do its worst!
How he lies in his rights of a man!
Death has done all death can.
And, absorbed in the new life he leads,
He recks not, he heeds
Nor his wrong nor my vengeance; both strike
On his senses alike,
And are lost in the solemn and strange
Surprise of the change.
Ha, what avails death to erase
His offence, my disgrace?
I would we were boys as of old
In the field, by the fold:
His outrage, God's patience, man's scorn
Were so easily borne!
I stand here now, he lies in his place:
Cover the face!