Я не сменю на деньги, на монету,
того момента чистую красу,
и где-бы не ходил по свету -
я в сердце всё это несу.
Я помню наши солнечные лица,
и наши голосА - единый тон,
ты в некий миг, весёлая девица -
мне подарила маленький кулон.
Мои глаза негою наливались,
шептал я сердцу: часто не стучи,
и мне в лицо немного пробивались -
между волос растрёпанных - лучи.
Там эпсилон, чудесные черты,
в кулоне сочная такая бирюза,
в сияньи солнца всё стояла ты,
и всё сияли тёмные глаза.
Моя душа всегда тебя манила,
особенно в часы когда пишу,
меня минута радостью налила,
и я всегда в душе её ношу.
О как-же ты ускоренно бежала,
меня вдали случайно увидав,
и к сердцу неспокойному прижала,
всю теплоту девичию отдав.
Но пустота не знает красоты,
увы - всегда - на свете это было,
и улетела - словно птица - ты,
и окружение твоё тебя забыло.
Я - не они. Как жалко - ты не слышишь,
мои стихи - случайно не найдёшь,
но я дышу, и ты, родная, дышишь, *1
и как тогда по улице идёшь.
В минуты дня, в минуты тёмной ночи,
я вспоминаю ласковые очи,
что преисполнены пылания огней,
они и времени и гибели сильней.
Мне кажется порою - это сон,
что сердце по ошибке не забыло,
но я гляжу на маленький кулон,
и сразу понимаю - это было.
И мне не верится, помятые власы
я ворошу белесою рукою,
но позже верю - этому покою,
и чистоте возвышенной красы.
Как жаль что ты уже не улыбнёшься,
как тёмной ночью при пылающем салюте,
но верю я - что ты ещё вернёшься,
когда почину, старым, во приюте -
глядя на белые оттенки анемон,
глядя на то - как суетливы человеки,
не отпущу я маленький кулон -
и я усну, и улечу - навеки.
Меня найдя - устало обозлится,
найдя ненужное и тягостное бремя -
молоденькая дева-медсестрица,
и суета польётся. В это время
на зло желанию и воле Люцифера,
что в их безумии - иного посетит,
в окошко вылетит малюсенькая сфера -
и в небеса белесы улетит.
(Меня несут - холодного как воды,
и я в одежде тона января),
но улечу я в эти небосводы -
надеждою великою горя.
Что я увижу - я увижу руки,
что я увижу русое каре,
и позабуду старческие муки,
и тесноту в белесой конуре.
Моя душа, хоть голова седа -
она юна, и полная свеченья,
и я уйду отсюда навсегда,
и я покину эти облаченья.
Я улечу, туда - где возвышенья,
где шумные ватаги не идут,
меня забывшего и муки и лишенья -
белесы ангелы под руки уведут.
И свой кулон у живота сжимая,
и понимая - боле не вернусь,
к тебе явлюсь: -О боже, ты живая!,
и полный счастия большого - улыбнусь.
(И ты стоишь, родная, молодая,
и я тебя ладонию коснусь.)
Ну а пока поэзию читаю,
всё это небо и лелея и любя,
иду по улице, о красоте мечтаю,
ну и грущу - гуляя без тебя.
Но помогает всепрезренному людьми -
твой аромат что затаили книги,
как жаль что не увидишь, monami,
мои счастливые и радостные миги.
Когда паду в безденежное лоно,
себе презреньем за сомнение воздам,
я никогда родимого кулона,
хоть буду беден, сгину - не продам.
Как поменять на деньги эти очи?
мне всё равно что комната бедна,
во мне горит - салют в минуты ночи,
и ты смеешься - счастия полна.
Мне ничего и никого не надо,
всё что мне надо - сжатое в руке,
и мне легки любые дети ада,
и одиночество в гулянии к реке.
Ты не появишься минутою иною,
везде рисуя "С" и "Эпсилон",
но верю я - что ты ещё со мною,
когда я вижу маленький кулон.
***
когда сжимаю маленький кулон.
*
пока несу я маленький кулон.
26