На кафеле в том кафе, на дорожке в парке,
на старой стене, на камне из той стены,
она рисовала сны голубой собаки,
глаза её рисовала, в которых сны.
Весной и зимой, в осенней унылой дрожи –
любой календарь возьми, всё равно, какой –
ей снился всё тот же сон, и ему – всё тот же,
их не было в этой жизни, всё было – в той.
Дом тихо качался, вздрагивали ресницы,
и только одна её посещала мысль:
а вдруг этот сон кому-то ещё приснится,
и кто-то узнает тайну её и жизнь?
Над ними летела птиц молчаливых стая,
и стрелки часов как будто бы шли назад.
И он говорил: я знаю тебя, не зная.
И он говорил: я помню твои глаза.
Она отвечала: это такие знаки.
Они мне везде встречаются наяву.
Я помню всегда глаза голубой собаки,
вот только не помню города, где живу.
И он говорил: мы скоро с тобой проснёмся,
я буду тебя искать, как наступит день,
ведь ты где-то есть, как часть и меня, и солнца,
я должен тебя найти, но не знаю, где.
И плыло туманом облако в полумраке,
а утром, из сонной выбравшись тишины,
она рисовала сны голубой собаки,
глаза её рисовала, в которых сны.