Кивнув московским голубям,
заносчивым и мрачно-гордым,
поэт выходит из себя,
хрипит, прокашливает горло.
На фоне голубей – орёл,
но защипали гуси Нильса:
поэт на площади орёт,
и рифмы сыплются, как гильзы.
Молчать трудней день ото дня,
да и таиться тоже, в общем.
Поэт рычит: «Огня, огня!»
бомжи сморкаются и ропщут.
Приходит вежливый ОМОН
и мегафон суёт поэту.
Вот тут бы про мятеж, а он –
про клей, елей и речку Лету.
Гремят стихи, летят слова
без смысла, толка и пощады.
Поэзия ему – вдова,
а был бы жив – дала по щам бы.
Но участь призрака легка:
хоть видит глаз, и ухо слышит,
а на айфон заснять – никак,
всё сплошь ОМОН и льдины с крыши.
Мишень для мемов и острот –
писал, шумел, и помер как-то.
Нет, не дуэль и не острог:
портвейн и водка до инфаркта.
Посмертной славы не хотел,
и не искал судьбу такую.
Поэт глаголет в пустоте,
а рядом голуби воркуют.