Ногти грыз и губы кусал,
Рукавом вытирал сопатку,
И под глазом носил фингал,
Вклочья рвал с двойками тетрадку.
В кровь коленки, и щеки в румянец,
Самокат по дороге гремит,
За калиткой заброшеный ранец,
Солнце в небе в зените горит.
Щеки, в них румянец играет,
И до губ стекают сопли,
Самокат же с горы улетает,
Ну, а дальше, слышны только вопли.
Самопал и пугач в игрушках,
Дальше больше, кулак на кулак,
И девченка в ярких веснушках,
И мальчонка наш не монах.
А в руках его гири играют,
Мышцы с ними в один унисон,
Ну и солнце себя излагает,
Его форма жаркий фасон.
Чувства, его кредо души,
В них он вырос, и в них он прешествие,
И попробуй их сокруши,
Это вед от предков наследствие.
Авто гонит, больше сотни под газом,
И вираж визжит под колесами,
Жизнь младая с таким экстазом,
Улетает под белыми росами.
И глаза, и веснушки, и плечи,
Прядь волос солнцу под стать,
Так дрожат поминальные свечи,
Иль вечерняя томная гладь.
Нет, и так в бесконечности,
Отлетело все в звездную даль,
И застыла душа его в вечности,
И накрыла скорби вуаль.
А веснушки слезами пропитаны,
Губы помнят его поцелуи,
Наши годы кем то просчитаны,
И помянуты кем то в суе.