И скрипке однажды станет неважно,
В чьи руки отдаться. К невежде пусть даже,
Но главное, чтобы сменился сценарий.
К тому, кто не в силах ценить Страдивари?
Пусть даже к нему, но чтоб впредь не случилось
В руках у великих гореть. Есть причины -
Так струны ей рвал он смычком дюже рьяным -
Порывистый, вспыльчивый, непостоянный.
И редкими были минуты покоя,
Когда что-то чиркал он нервной рукою.
А после вдруг сызнова брал за живое,
Внушая свои вековые устои.
И таяла хрупкая стать её тела
Под нотные стоны. Она так хотела
Быть слабой в его всеобъемлющей власти,
Сгорала от ревности, тлела от страсти.
А что-то внутри разбивалось навеки -
Стал будто чужим вдруг родной человек ей.
Зарекшись стонать под неистовой силой,
Захочет она от мелодий красивых
К тому, кто повесит её и не тронет,
Кому далеко до великого трона.
Зато он протрёт её раз в две недели,
Не мысля, что можно ещё с нею делать.
Да, он не оценит великое чудо,
Да, для него это в общем-то чуждо,
Но он и не выпьет все соки из плоти
Ее. Не задавит в объятиях плотных,
Не даст ей звучать вплоть до самосожженья
И не измучит до изнеможенья.
С таким не случится услышать сиянье.
И может в застольной беседе с друзьями
Похвастаться он, мол, какая находка:
«Я слышал, на ней можно что-то по нотам».
Но долго ль она провисит без призвания,
Довольствуясь только великим названием?
И что остаётся красавице впредь:
Висеть за стеклом иль в порывах сгореть....?