Юрка редко вспоминал свое живописное во всех смыслах прошлое. Так же редко о благополучных годах его жизни рассказывали друзья. Софью всегда удивляла Юркина способность не ждать вопросов, а при любой встрече говорить, продолжая собственные мысли. Аня только посмеивалась: «Что же тут удивительного? Одним словом – художник!» Как обычно, едва кивнув в ответ на приветствие, Юрка изрек:
– Вот был у меня знакомый. Художник, естественно. Причем, хороший, качественный и довольно популярный, потому что многожанровый. Что воплотил в реалиях – не знаю, но в эскизах я видел роспись церкви, панно в артистическом кафе, декорации к театральным постановкам, иллюстрации к разным книгам и – представьте – к Библии! Я ему как человеку сочувствую: есть заказ, работа, а душа жаждет своего – духовного. И это своё ненавязчиво привносит в заказанные работы. Но, – Юрка пощёлкал пальцами, – одной и той же рукой, одной и той же душой – и церковь, и трактир? Пусть даже это и элитарная хлебаловка для изысканных и утончённых… Что-то меня здесь настораживает. Не верю я в искренность автора. Его росписи церкви, бара, спектаклей – как насмешка над верующими, пьющими, играющими и взирающими. Какая-то вездесущесть: куда бы ни шёл человек – грешить или грех замаливать – его сопровождает творческая кисть моего знакомца.
В молодости меня сильно напрягало это живописное лицедейство. Да и сейчас ещё царапает, как вспомню. Каждый вид по отдельности – прекрасен, а вот всё вместе из рук одного человека… Не могу точно определить, но как-то смущает. Где он, что с ним сейчас – не знаю. Говорят, он в Америку уезжал. Может, успешно. Да и не мне судить, с моей-то помойки жизни.
Софья спросила:
– А когда это было?
– Когда? Да в перестроечные годы. Церковь – восстановленная, театр-студия – в подвале, кафе – частное.
– М-м… Так ведь, Юр, Вы же сами признаёте то, что Ваш знакомый – и человек хороший, и мастер. Так?
– Да, да!
– Вот Вам и ответ. Кафе, театр, иллюстрации – это для заработка. Надо же на что-то жить и в какой-то степени украшать среду обитания, давать хорошее, воспитывать. Руками же делается! А церковь, Библия – наверное, для души. И ею же – душой – пишутся эти картины.
– Может быть, может быть… Он никогда не рассказывал и не показывал, именно свою часть росписей. Помню его фразу: «Здесь я готов смешивать краски мастерам и быть просто штукатуром и маляром.» Так что врать не буду. Я не знаю, что он писал в храмах. Но не иконы! Это точно!
Юрка молчал несколько минут, что-то обдумывая. Софья ожидала подругу и никуда не спешила.
– Может быть, Вы и правы, Софья Николаевна, и я со временем пересмотрю это воспоминание. Перечувствую, так сказать. – Подумав немного, Юрка как будто пришёл к новому ощущению. – Да нет, Вы точно правы! Ведь всё тогда было, как новенькое! И старенькую церковь прихожане сами ремонтировали, и в студии творили молодые талантливые актёры, и в кафе работали и собирались хорошие люди. Сколько надежд было на то, что теперь-то заживём красиво и счастливо! И мой приятель художничал не один. Там разные команды были. Просто его всюду приглашали. А я так, ворчу «по-стариковски». Всё как-то прахом пошло…
10 октября 2014 г.
************
Проза.ру https://proza.ru/2021/03/03/1327