В моём районе (называется – Захолынка),
в зелёном домике на горе,
жила старуха, чёрная, как ордынка,
в золе, словно в серебре.
У соседей никогда ничего не клянчила,
хотя и сама нищая, и хозяйство вкось –
эта бабка, дьяволов одуванчик,
на шести сотках разводила коз.
Каждое утро шли на выпас рогатым маршем,
в череде мохнатых спин терялась её спина.
Рядом с ней козел вышагивал страшный,
тряся бородой колдуна.
Козы паслись, бабка сидела, кемарила,
чёрные тряпки грел невеликий свет.
Она вела стадо, она с ним разговаривала,
с козами разговаривала, а с людьми – нет.
Стадо пускала в дом, вместе вповалку спали,
принимала роды, пестовала козлят.
Соседи молоко у неё не брали,
только шептали, не отрываясь от гряд:
« – Говорят, у неё два высших образования,
Москва, консерватория, все дела.
Играла на этой, не помню названия,
а потом и с ума сошла».
Старухи давно уже нет на свете,
на месте халупы – три этажа и пруд.
Козы с козлом пали, и козьи дети.
А соседи – ну, разве соседи,
они кого хочешь переживут.
Каждый раз, проходя мимо этого места,
я думаю, что хотела бы точно так:
дом на отшибе, выпас, кривое кресло
и лошадей косяк.
Смотреть сквозь сельчан и не говорить ни слова,
в тяжелую брезентуху кутаться от всего.
Для молока, пожалуй, будет одна корова,
да и то много, я не люблю его.
Кормить жеребят морковью у кромки леса
и не слушать шёпот: «– Гляди, пошла…
Говорят, это известная поэтесса,
член союза писателей – ну, была».