Не в курсе я про родину слонов,
Не знаю про вставную хромосому;
Я — имярек, обычный Иванов,
И постигаю Неба невесомость.
Заброшенная стройка заросла
Березками и пафосной осиной...
Сижу у панорамного окна,
Любуюсь на пейзаж последний, зимний!
Воркует неухоженная печь
Дровами, коих до смерти мне хватит...
Я просто наслаждаюсь сбычей мечт
И жду, когда придёт ко мне Кондратий.
Как хорошо, что много долгих лет
Не знаю я, каков «мильон терзаний»:
Будь я Гагарин, мог бы улететь,
А будь Сусанин — стал бы партизанить.
Я мог бы много лет протестовать...
Хоть праведно, но в том бесплодность вижу;
Произносить бы мог оревуар,
Бонжур и сильвупле, живя в Париже;
Но я безмерно Родину люблю,
Хотя сейчас я на фиг ей не нужен —
Я слишком горд, чтоб целовать туфлю
Или ещё чего нибудь похуже...
Обманутым навеки простакам
Поддакивать не стану я лукаво —
Не назову Бисетр и Бедлам*
бытующий... Страною и Державой.
И счастлив я, что основал свой скит,
Руины перестройки взяв в аренду.
И верно, что гражданственность молчит
Пока не отбесилась суверенность!
Примечание:
Бисетр и Бедлам* — наиболее известные в Европе Нового времени заведения для умалишенных и иных лиц девиантного поведения. Располагались, соответственно, в Париже и Лондоне.