Февраль… Мороз в блокадном Ленинграде.
Там, где через Неву Литейный мост,
Куриный суп по карточкам давали:
К походной кухне очереди хвост.
Бульон горячий, всем по литру в руки -
И пусть гуляет слух со всех сторон,
Любой отвар здесь ценен с голодухи,
Пусть даже он из галок и ворон.
Мальчонка бледный, лет, примерно, девять,
Неотводя от полной банки взгляд,
« Глотну чуток, ведь дома не заметят,
Да, и заметят – всё равно простят».
Припал малец губами к банке жадно:
«Глоточек лишь, блаженство, боже мой!
Вот так бы всё и выпил безоглядно,
Но нет, меня ведь ждут, скорей домой!
Скорей домой - обрадуется мама»,
Блестят глаза и на лице просвет.
А очередь стояла и молчала –
Чужая радость, нам, мол, дела нет.
Вдруг банка, выскользнув из рук, упала -
И снег впитал разлитое у ног.
А очередь смотрела и молчала
И, правда, чем помочь здесь каждый мог.
Измождены блокадой ленинградцы,
У каждого своих забот не счесть.
И голод ведь не тётка, так-то, братцы,
Забудешь и про совесть, и про честь.
Какой-то старичок со взглядом строгим,
Промолвил: «Ну, так как, честной народ,
Все по глоточку маленькому сможем?» -
И ложку из кармана достаёт.
И очередь короткой просьбе вняла:
И каждый третий свою лепту внёс,
И с каждой ложкой банка наполнялась,
И хоть бы кто словечко произнёс.
Здесь речь о милосердия устоях:
Тот эпизод я описал, как смог.
О гражданах, блокадниках, героях -
Кто разделял с собратом свой глоток!