Кривые улочки донашивают грусть.
Под дребезжанье старого трамвая
я – как бы втоптанный в эпоху – наизусть
учу историю, которая, зевая
и глупо чмокая накрашенной губой
идёт за мной, играя каблучками
по полированной австрийцем мостовой.
Но дни не кажутся двуглавыми орлами,
а ночь — кудесницей. Поскольку, ведь должна
когда-нибудь нас вывести природа
из этой сырости, из дикого рожна
очередей, толпящихся у входа
в кафе «Под совестью» – «Под чёртом»! Под ногой
хрустит стекло. И как-то виновато
сидит пальто на женщине такой,
какую я быть, может быть, когда-то
сравнил с медузою, гниющей на песке.
Картинный взгляд повесился от скуки
на фонаре. А там, невдалеке,
ночная тень вытягивает руки
к чему-то чёрному, впакованному в гроб
бордовых «Жигулей» и, став крылатой,
она летит – сверкая, как микроб
чужой звезды, ни в чём не виноватой.