Однажды вы пронеслись мимо,
как разъяренная богиня,
с потемневшим лицом,
никого не замечая.
Я с грустью подумал,
что мы с вами могли бы ругаться,
даже мучить друг друга.
С наслаждением.
В сущности, по-настоящему развлекать друг друга.
Может, это и есть любовь?
Чем больше амплитуда у маятника –
от любви к ненависти,
тем больше это доставляет наслаждения.
Оно и привязывает нас к жизни.
Маятник –
единственный способ
ощутить, понять, закрепить
и доказать движение.
Так маятник часов
закрепляет в цифрах самое неуловимое –
время.
И мы, как часы,
закрепляем это неощутимое –
жизнь –
в мыслях и чувствах.
Радость и горе,
ненависть и любовь,
поражение и победа...
Чувство тленно и эгоистично.
Но, вспыхивая,
оно будит мысль,
что лениво дремлет в ожидании старта —
к действию и бессмертию.
Тик-так, мы твои рабы, маятник, тик-так...
Ах, юность,
когда, как качели в парке,
бьет наш маятник по ограничителям,
максимально и безусловно
отделяя взлет от падения,
ненависть от любви.
С каждым годом
амплитуда все меньше –
как добро и зло,
на которое мы способны.
Все меньше радость и страдание,
которые мы ощущаем.
Все слабее,
все неразличимее эти уменьшающиеся,
сближающиеся друг с другом
ненависть и любовь.
Скорее, они остаются на той же дистанции,
на которую,
как боксеров,
развела их юность,
а только мы сами,
покидая землю,
поднимаемся все выше и выше,
и на какой-то высоте
нам уже одинаково дороги –
неразличимы –
радость и страдание,
добро и зло,
поражение и победа.
Одинаково дороги –
потому что все это жизнь,
медлящая перед прощаньем,
как эта голубая планета в иллюминаторах,
оторвавшись от которой
мы сумели понять напоследок,
что она все-таки прекрасна
и любима...