Апломб знатока.
Стихи звучат у бардов разных
как речи из диких вывертов.
И нужно трясти их - таких несуразных -
добраться когтями до шиворотов.
Судьба автора.
Поэт от встречи с наглым критиканом -
как тот школяр, что с розгою знаком.
Он выставлен для публики болваном
и выглядит ничтожным слабаком.
Лепет
Зовут - и мы готовы...
Не знаем, что зацепит.
Нас манят в сень святого
и горлинка, и стрепет.
Нестройный звук калечит -
в нём будто примесь злого,
а мелодичный лечит
и оживляет снова.
То крикнет хищный кречет,
взглянув в глаза сурово,
а то чарует чечет,
запев среди дубровы.
А речи льстят. Под зовы
нас страсть приводит в трепет.
Но не найдётся слова
милей, чем детский лепет.
Шандал
На Землю, что Господь создал,
вулканы сыплют горы шлака.
Поверх Борей, как забияка
веками всласть озоровал.
Там плакал в горести Гудал.
Там грустен храмовый служака.
Над плитами - пыланье мака:
с Тамарой рядом Синодал.
Я, глядя в небо наблюдал,
не получу ли с Неба знака.
Всё нет и нет его, однако.
Мой бренный дух оголодал.
Суровый ветер, как вандал,
готов содрать всю дрань с барака.
Его безумная атака
всегда несносна, как скандал.
Небесный опекун устал.
Тускнеют звёзды Зодиака.
Солдат толкают в бой с бивака,
а жизнь в трущобах - не курзал.
Меня изрядно истерзал
разгул любого вурдалака,
который, опьянев от смака,
в живое челюсти вонзал.
Туман да пыль - не блеск зеркал,
не зал для шахмат и триктрака.
Лихая жизнь, где вечно драка,
не пир, не опера, не бал.
Искренье жизни я искал -
в мечте дороже, чем Итака,
куда стремился грек-рубака;
- в мечте - в надежде Пастернака.
Искал повсюду, где бывал:
от Питера и до Монако,
от Ангары до Потомака:
свой мирный светлый идеал...
И мне свечами воссиял,
сверкает из любого мрака:
предмет из звонкого томпака -
священный пламенный шандал.