Павел Панченко
"РОДИНА"
Венок сонетов
(Павлу Родимову, поэту и художнику, этот венок из цветов его же сада)
1
Деревья в инее, а снега вовсе нет.
Морозец невелик, а все же зябнут руки.
Березонька моя, в других местах, в разлуке,
Я помнил образ твой, ты мне строила свет
Ты приосанилась - и я уже согрет
И ставлю свой мольберт здесь, у речной излуки.
А дятлы - ревновать на весь на белый свет!
И вот во все концы летят их перестуки:
- Пришел, опять пришел. В березу он влюблён
И хочет унести ее отсюда вон, -
Как жалко, что уснул наш царь лесной в берлоге! -
И видя, как встает береза на холсте
В своей девической, извечной красоте,
Зима задумалась у столбовой дороги.
2
Зима задумалась у столбовой дороги -
О чем? О тех ли днях, когда впервые лес
Я в жизни увидал, как некий край чудес, -
Не просто зимний лес, а дивные чертоги?
Иль, может быть, о тех, когда дерзаний бес
Толкнул меня искать себя в напевном слоге,
Который - трын-трава, коль нет тебе подмоги
От поля, от реки, от леса, от небес?
Березку я пишу, а песня шепчет кисти:
Кора, мол, потемней, а иней - серебристей,
И можно ли благой мне не принять совет?
Понятны мне зимы торжественные думы.
Я у нее учусь, и с ней давно в ладу мы;
Радимов Павел я, художник и поэт.
3
Радимов Павел я, художник и поэт.
Со мной - куски холста и книжка записная,
Иду я по земле, иду, еще не зная,
Какой останется на ней и в сердце след.
Но предо мной страна, до капельки родная.
Мне капельку на холст вдруг уронил рассвет.
Страна, приемлю я великий твой завет:
О малом не забудь, работу начиная.
Да, так я и живу: этюд, словцо, строка.
Не все подряд беру - душа моя строга:
Она с далеких дней за красоту в тревоге.
А если побыл кто со мной наедине,
Друзьям наверняка он скажет обо мне:
Советский гражданин и человек нестрогий.
4
Советский гражданин и человек нестрогий,
Люблю я свой народ, всегда я с ним и в нем.
Для всех друзей открыт абрамцевский мой дом,
Я встречу каждого с улыбкой на пороге.
Входи и не робей в моем быту простом:
На стенах у меня картины, а не боги,
Но если ты сморчок, абстрактивист убогий,
Я выставлю тебя, с напутствием притом.
Потом читать стихи мы безотказно будем:
Стихи пользительны и очень черствым людям,
А нам и бог велел: они - душа бесед.
Читай что хочешь, друг я здесь не дегустатор
Но дай прочесть и мне: я для тебя когда-то
В Коломенском краю свой написал сонет.
5
В Коломенском краю свой написал сонет
Я для того, кто чтит замшевые руины,
Кто любит поглядеть на русский храм старинный,
Который тишиной молитвенной одет:
Кто заодно со мной не терпит чертовщины.
Кому, как мне, претит религиозный бред.
Я честный коммунист, а не чинуша чинный,
Готовый наложить на старину запрет.
Уж эти мне ханжи, уж эти недотроги,
Что наяву брюзжат , a молятся во сне!
Бумажные, они - не люди, а подлоги!
Живущий всей душой в грядущем светлом дне,
Я посвящал не раз палитру старине,
Бродя вблизи Оки, где берега пологи.
6
Бродя вблизи Оки, где берега пологи,
Я трижды счастлив был, что я не одинок:
То там, то сям - шалаш, заманчивый дымок,
Чумазый котелок висящий на треноге.
А если дождь прошёл и ты как чёрт промок, -
Чтоб обсушиться здесь, не надобны предлоги:
Тебе местечко даст парнище босоногий,
Чья щедрая уха пойдёт скитальцу впрок.
Послушать рыбака тебе куда как любо:
Какая теплота за этой речью грубой,
Какой в ней ласковый от родины привет!
Как часто здесь в запас я набирался силы,
На этих берегах, навеки сердцу милых,
Где протекла пора моих ребячьих лет!
7
Где протекала пора моих ребячьих лет?
Где скрылись те места, желанные паныне?
Ужель та жизнь прошла и вспять уже не хлынет -
И Воря мне не лжёт, что я усат и сед?
Седая голова в венке бессмертной сини —
Река-художница, так это мой портрет?
Неужто слышу я последний твой ответ?
И юности моей уж нет нигде помине?
Нет, не поверю я! А песни? А холсты?
Мой каждодневный гимн в честь юной чистоты?
Неужто я не тот - пытливый, быстроногий?
Знакомые места глядят из книг и рам -
И по-бывалому я вновь играю там,
Где ездил много раз, усевшися на дроги.
8
Где ездил много раз, усевшися на дроги,
Где детство соловьем свистало золотым, -
Тула - Нет-нет - махнем, нет-нет - и залетим,
И снова встанет лес, как лось тысячерогий.
С лукошками пройдут Ванятки и Сереги.
А песен - что грибов! Удача будет им.
А на лугах - стогов! И сказка - в каждом стоге!
И мы к раздолью слух и взоры обратим.
А здесь, куда ни глянь, раскинулось такое,
Что можешь навсегда лишиться ты покоя: Палитра вся твоя тут просто пустельга.
Cаврасов, Левитан... Так ВОТ она, Россия!
И, зочарованный, шепнешь ты, как впервые
Помню, помню вас, поемные луга...
9
Я помню, помню вас, поемные луга,
Повитые росой, белесой ранью ранней.
Не вас ли запивал я паводком желаний,
Когда гнела меня жалейкина туга?
Казался мне туман тогда еще туманней,
Еще болотистей вот эти берега.
Мне душу оплела ситовина-куга,
Но путы разорвал я радугой мечтаний.
Жалейка-дудочка из ивовой коры,
В тебе дыхание приокской той поры.
Оно мне слышится, как никому другому.
Я прикоснусь к тебе - и набежит слеза.
И, хоть зажмурюсь я, увидят вновь глаза:
Вот на реке паром, вот Ловцы, Белоомут.
10
Вот на реке паром, вот Ловцы, Белоомут.. .
Одни уже плывут, другие плыть хотят.
Не берега связал натянутый канат, -
То протянулась вдаль тоска моя по дому.
Но утица домой ведет своих утят, -
То думушки мои плывут вослед парому,
То сам я реку вплавь беру по-молодому, -
Лишь брызги ярости безудержу горят!
И не река Ока разлилась, разблисталась -
То по воде моя пошла кругами старость:
Крепка моя рука, тверда моя нога.
Я в молодость плыву и различаю зорко:
Вот в сапогах купец, а вот ямщик в опорках,
Вот бричка ямщика и с бубенцом дуга.
11
Boт бричка ямщика и с бубенцом дуга.
Ямщик, тебе нашел дорогу я иную.
Поддай кореннику, огрей-ка пристяжную!
Посторонись, купец - и вся тут недолга!
Эх, пронесемся мы, дружок, напропалую.
Рассыпься вдребезги, самодержавья зга!
Помещики, попы, с дороги, мелюзга!
Россия новая летит сквозь Русь былую
Глядите-ка: дуга раздвинула зенит,
На ней не бубенец, а колокол звенит,
И в лад ему поют, а не скрипят, не стонут.
Я с гордой высоты гляжу из-под руки:
Вот машут весело руками земляки,
Вот Горки на яру, вот под горою омут.
12
Вот Горки на яру, вот под горою омут.
Как часто под гору гнала нужду беда!
И ветлы чередой направились туда, -
Ан стало страшно им бросаться к водяному.
И над водой они застыли навсегда.
И омут повторил их смертную истому...
Однако все пошло на свете по-иному:
Поит не смерть, а жизнь могучая вода.
Певучая вода, поистине живая,
Моим сородичам несешь ты благодать,
Ее трудом своим всечасно добывая.
Прими же мой поклон! Мне издали видать:
Полощет облачко тебе седую прядь.
Внизу стоят стога, и зелени нет края.
13
Внизу стоят стога, и зелени нет края -
И я пускаю в ход то кисть, то карандаш.
Ах, девушка, постой! Красавица, уважь:
Тебя воспеть - моя обязанность прямая.
Вот, кажется, схватил и паву, и пейзаж
И все во мне поет, звенит, не умолкая,
И вдруг почудится: нет, гамма не такая,
Нет, этого вовек ничем не передашь!
И пригорюнишься, душою понимая
Деревья в инее, а снега вовсе нет,
Пред русской красотой, на вид совсем простой.
Да, в том-то и печаль, что вся она простая.
Ho Mope - глубиной, но небо - высотой!
Чтоб мог тебя постичь до самого до дна я,
Дай ширь твою вдохнуть, о сторона родная!
14
Дай ширь твою вдохнуть, о сторона родная,
Все тайны весен, лет и осеней, и зим!
Дай даль твою собрать дыханием своим,
Все облики твои душой запоминая!
Несешь ли ты рассвет - томлюсь, что делать с ним?
Несешь ли день, но как мне дастся высь дневная?
Несешь ли полночь мне, тишком звезду роняя -
Но золотой полёт её непостижим!
Тебе я отдал всё чем жизнь моя богата,
Что сердцу моему неизъяснимо свято, -
И всё же твой простор не полностью воспет ...
Что ж, и с природою порою так бывает:
Пришла зима. Мороз не сразу прибывает -
Деревья в инее, а снега вовсе нет.
15
Деревья в инее, а снега вовсе нет.
Зима задумалась у столбовой дороги.
Радимов Павел я, художник и поэт.
Советский гражданин и человек нестрогий,
В Коломенском краю свой написал сонет,
Бродя вблизи Оки, где берега пологи,
Где протекла пора моих ребячьих лет,
Где ездил много раз усевшися на дроги.
Я помню, помню вас, поемные луга!
Вот на реке паром, вот Ловцы, Белоомут.
Вот бричка ямщика и с бубенцом дуга,
Вот Горки на яру и под горою омут.. .
Внизу ж стоят стога, и зелени нет края,
Дай ширь твою вдохнуть, о сторона родная!
1965 год. Журнал "Москва".