игра игрушек

Мария Бровкина-Косякова
Веки слипаются... сон – словно мёд горчащий.
Катится лунное яблочко через чащу...
катится к замку, стоящему над обрывом.
Слуги встречают – как големы – молчаливо.
Замок во мраке – янтарь в серебре чернёном –
окна витражные... башенки и балконы...
Музыка льётся. Игристое – льётся в чаши.
Всё вокруг кажется приторно настоящим –
словно /под/сказка: «Скорее беги отсюда!»
Страхи сильны, но... мучительней – жажда чуда.
Страхи оскалились псами сторожевыми:
бал-маскарад... гости шумные – как живые...
смех и вино... птице-люди и людо-звери...
С детства учили смотреть, но глазам не верить:
пристальность взгляда усиливает личину.
Суть обнажает “без повода и причины”
сделанное и... оброненное в запале.
– Ищешь кого-то?.. Найдёшь в /за/зеркальном зале –
сможешь забрать... как раба или – господина.
Но до рассвета не произноси: «любимый».
Тот, кто учил тебя мёдом ресницы мазать,
чтоб из безумных кошмаров и древних сказок,
словно витраж из осколков, создать ловушку
или – убежище... душу вселить в игрушку
и окружить надзирателями-прислугой –
сплошь из чудовищ, конечно, от слова «чудо»...
тот, кто учил, рассказал тебе как проснуться? –
шепчет хозяин и кованый нож на блюдце
/чтоб самому не касаться наверно стали/
мне подаёт и дурманящим дымом тает.
Дело за малым – тебя отыскать средь прочих
призраков, сущностей, тварей исконной ночи –
сущий пустяк, только...
Вместо часов с кукушкой
крик петушиный вмиг всем прочищает уши,
напоминая: веселье не бесконечно.
Я ищу самого дерзкого из беспечных...
самого бледного в пёстрой толпе весёлых...
и – среди тех, кто не лезет в карман за словом –
вора-карманника, знающего: молчанье –
лишь позолота, но...
Крик петуха печальней,
чем в первый раз
/будто кто-то ему напомнил,
как он хорош...
с перцем чили – в густом бульоне/.
Время – условное – как приговор...
посмертный.
Ты для меня был всегда /не/попутным ветром.
Вечно – в лицо...
вечно взглядом тонул во взгляде...
Как отыскать среди масок на маскараде
брата-некровного-друга-убийцу-жертву...
Кованый нож раскаляется под манжетой –
плавится плоть...
растекается жар по венам...
Кто остановится?
Кто обернётся первым –
с мягкой улыбкой на хищном кривом оскале –
точно не ты. Среди призраков зазеркалья
только один – мной пресыщенный сверху всякой
меры – со мной кровью связанный и...
«заклятый
лю...» –
нет – не вовремя.
Крик петушиный – третий.
– Сказка б не кончилась, если бы до рассвета
с губ шелушащихся слово-печать сорвалось.
Можешь забрать его...
– Нет уж – я с ним...
останусь.

Навь стала явью, убежище – целым миром.
Всё вышло так, как бабуля меня учила,
нежно шепча:
– Можно жить-не-тужить в ловушке...
главное – не выяснять: кто кому игрушка.