От платформы минут пять по парку, мимо «Ямы»*, потом – «Пентагон»**,
гаражи, перекрёсток, вход в арку. Тишина, блеск десятков окон,
узкий двор, припорошенный снегом, с вереницей случайных следов,
и квадрат безучастного неба средь покатых крыш дряхлых домов
(осуждённых давно на забвенье реноваций безвременных жертв).
Третий справа подъезд, шесть ступеней… Дерматином обитая дверь,
тихо скрипнув, зовёт за собою: коридор, обнажённый бетон
в грязных клочьях бумажных обоев, полусгнившие стенка и стол,
почерневший каркас раскладушки, деревянная рама окна....
Может быть, в этой тесной однушке начинали жизнь он и она.
Всё с нуля, с голых стен, и наверно, каждый промах и каждый успех,
принимая вдвоем, как и первый их сынишки заливистый смех,
с придыханием первое: «Папа….», первый в крохотных пальчиках снег,
первый шаг по паркету и в парке от родителей "дерзкий побег",
первый праздник и первую книжку; две берёзки, из леса тайком
привезённых отцом и сынишкой и посаженных прям под окном,
из которого мама смотрела каждый раз вслед "мальчишкам своим",
в час когда те вдвоём то и дело шли куда-нибудь по выходным:
в тир, в кино, за "железку" на лыжах или просто гулять налегке....
Время шло, все менялось, они же тихо жили в своём "уголке",
где бег времени был им не страшен, и всё было всегда хорошо,
несмотря ни на что.
Но однажды, папа как-то под утро ушёл.
Мать рыдала «в кулак», а мальчонка из окошка глядел папке вслед.
А потом были юность, учёба, жизнь в погонах длиной в тридцать лет.
Всё сложилось как он и не чаял: от порогов родных далеко, но удачно…
Двор снова встречает темным блеском десятков окон.
«Как же так-то?» - вослед обречённо мне шепнёт пара старых берёз,
и посмотрит глазами мальчонки дом, в котором когда-то я рос….
Прим.
*«Яма» - народное наименование районного универмага, расположенного в низине относительно основной улицы;
**«Пентагон» - народное наименование группы из пяти высоток, близко расположенных по отношению друг к другу пятиугольником.