ВОСПОМИНАНИЯ О ПУТЕШЕСТВИЯХ
США
Из Вашингтона Ди Си – в обсерваторию "Грин Бэнк" (Западная Вирджиния)
День первый (10 июля 2013)
Всегда подозревала: я – персонаж Стивена Кинга. Или американского фильма ужасов. Такого, когда вначале всё до отвращения идиллично, а потом приходит Фредди Крюгер.
К чему это я? А к тому, что поселили нас в именно таком типичном для американского «ниже высшего среднего класса» двухэтажном таун-хаусе, in the centre of nowhere – в смысле, уж такой американской глубинке, что глубже – только кроты. Кругом холмы, хвойные леса с дикими индейскими названиями. А наше графство вообще носит гордое имя «Покахонтас», в честь прекрасной Индеанки, дружелюбно накормившей первых переселенцев достославной Индейкой, откуда и пошел праздник Дня Благодарения. Полностью историю бедняжки Покахонтас см. в фильме «Семейные ценности Адамсов».
Так вот: в нашем (крайнем! ура!) отсеке таун-хауса два этажа, две спальни и два санузла. Прямо от входа, безо всякого «шлюза»-прихожей идет гостиная с диваном, двумя креслами (одно всё время скулит-скрипит, на жизнь плачется; даже когда никто на него не посягает садиться), столом круглым. столиком журнальным с настольною лампою, окном и – картонной практически дверью, еще и поверху со стеклом. Ну точно, как во всех фильмах ужасов, понимаете? Дверка запирается на два хилых замочка и хлипкую цепочку. А на второй двери, выходящей на терраску с обратной стороны – даже и цепочки нет. Всегда думала, что это сценаристы преувеличивают, ну не могут люди так тупо и беспечно жить. Оказывается, в фильмах был голимый реализм.
Но главное – вся гостиная, и лестница наверх, и обе спальни устланы пушистым ковролином нежнейшего кофейного цвета. Ноги утопают, это да. Босиком очень приятно. Но как мне всё это дело потом пылесосить? К гостиной примыкает кухонная зона. Электроплита, гарнитурчик, холодильник – всё как положено. Из двух огромных стиральных машин одна при ближайшем рассмотрении оказалась сушильной…
Но главное не в этом. А в потрясающем путешествии, вчера совершенном нами на машине из Вашингтона, округ Колумбия, в этот самый богоспасаемый Грин Бэнк, Западная Вирджиния.
Вышли из аэропорта Даллес (в честь того самого Аллена Даллеса, жупела холодной войны): влажное марево, жара и благоуханный летний воздух. Встретил нас очаровательный завхоз обсерватории по имени Макс: стопроцентный американец, с красным обветренным лицом фермера, наивными детскими глазами и таким быстрым и растянуто-проглоченным произношением, что я понимала его скорее на интуиции. Впрочем, он мой оксфордский прононс тоже не всегда воспринимал. Но мы были рады друг другу. Он лихо вел машину на скорости сначала 50, потом 70, даже, кажется, 75, подначиваемый мной (какой русский не любит быстрой езды…), но ни разу не превышая скоростного режима. Потом я задумалась, почему на скорости 50 мы так быстро проносимся мимо живописного пейзажа. Я была с недосыпа длиной почти в двое суток, потому далеко не сразу сообразила, что на спидометре – мили. Следовательно, на максимуме мы шли примерно... этак... Ну, ладно!
И как шли! Где!! Широченное шоссе – шесть полос с чем-то вроде бульвара посредине – оказалось знаменитой interstate 66 (связывающей разные штаты, воспетой неоднократно «дорогой 66»). И никто там не превышал лимита скорости, никто никого не подрезал, всё послушно летели или притормаживали, включая гигантские монструозные дальнобойные фуры, тоже словно сбежавшие из фильмов вроде «Конвой» или «Грузовики» (по одноименной новелле С. Кинга). Я на них просто откровенно пялилась. Водитель одного такого, белоснежного, нескончаемого, с рожками труб по сторонам крыши остромордой кабины, даже глянул на меня с прищуром и махнул рукой приветственно… А по сторонам послушно летели дикие леса со звучными индейскими названиями (Шенандоа, например), и речки с мостами, и чудесные виды, действительно открывавшиеся сразу после соответствующих указателей.
Америка поразила простором. Вроде и природа в Вирджинии и Западной Вирджинии похожа на нашу – дубы, ели, сосны, клевер, ромашки, подорожники, но… В отличие от грустной, измученной коттеджными поселками, подмосковной растительности, эта была – какая-то мощная, могучая, приветливо-самодостаточная и – нарядная. Вот именно: нарядная. В полном соку, во всей летней красе. Хотя попадались и сухостои по обочинам, не без того: выхлопные газы – они и в Америке выхлопные газы... При этом обескураживало малое количество рекламных щитов и полное отсутствие коттеджных поселков, «сходов-развалов», грязноватых кафешек и забегаловок, а также застарелых строек и свежих лесоповалов. Вместо этого по сторонам бежали либо величественные дерева, либо ухоженные деревенские домики (входная дверь со стеклом), все как на подбор БЕЗ ЗАБОРОВ, с обязательными креслицами на террасках, с клумбочками и декоративными кустарниками на ухоженных газончиках. Каждый третий осенен американским флагом. Причем это как-то даже не раздражает.
Когда шоссе входит в такую деревушку, Макс сбрасывает скорость, приговаривая: «Дети… Олени… О, смотрите, мэм, вот один побежал». Краем глаза успеваю заметить кого-то вроде колли по размеру и цвету, гордо потрусившего навстречу нам по обочине. Так вот ты какой… «Глядите, мэм: павлин». И впрямь: роется в пыли, совсем по-куриному, калейдоскоп хвоста наполовину раскрыт, этак небрежно. «Он домашний или дикий?» – «Домашний, мэм».
А в вышине гордо реют какие-то темные, явно огромные и хищные, птички. Штук пять – семь, не меньше. «Макс, это кто? Орлы?» – «Нет, мэм. Грифы. Они поедают слабых животных». Тут всё такое огромное и мощное; видимо, и грифы – вместо ворон.
А мы всё дальше углубляемся в, хотя и невысокие, но горы, и дорога петляет, иногда даже серпантинится, и сумерки опускаются на землю Западной Вирджинии, и Макс рассказывает, что в свободное от работы в обсерватории время трудится на своей ферме, выращивает бычков для стейков: «По три быка в год, мэм, это нелегко!» Проехали указатель «Petersberg». Говорим Максу, что у нас тоже такой есть, только побольше. Заинтересован: «Правда? А много там народу живёт?» Узнав, что около 10 млн, слегка удивлен: «Надо же». Говорю, что наш Санкт-Петербург основан царем Петром Великим в 1703 г., в течение 300 лет был столицей Российской империи, а в 1917-м, вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции, перестал. Кивает вежливо, но чувствуется, что это всё для него – звук пустой.
Проезжаем церковку. «А какие тут у вас церкви, Макс?» – «Баптистская, методистская, еще есть синагога…» – «А католической нету?» – «Нету, но методистская очень хорошая, мы в ней Библию изучаем по воскресеньям…» – как раз проезжаем на въезде в очередной городок три белых тонких деревянных креста, воздвигнутых у очередной беленькой церковки. «А почему три?» – удивляюсь я. «Это в память о том, что Христос был распят между двумя разбойниками. Что никому не закрыта дорога в Царствие небесное». – «Да-да, их звали Димас и Гестас», – вспоминаю я «Мастера и Маргариту». Макс от души рад моим глубоким познаниям и тут же приглашает в воскресенье посетить службу в его методистской церкви. Я приду.
Пообедали в придорожном ресторане. Мы там были одни. Огромные порции – стейки, овощи. Пиво. Милая молоденькая пухленькая официантка, скорее всего, подрабатывающая летом студентка. Спрашивает искренне: «О, так вы из России? А вам у нас в ресторане понравилось? Правда понравилось?» Салат похож на свалку недомытой зеленухи, стейки жестковаты, пережарены, пиво жиденькое. «Очень понравилось!» – не хотим мы огорчать ни юную официантку, ни Макса, нас сюда привезшего. В конце концов, мясо нам необходимо для выживания. Недосып всё накапливается, по Москве уже второй час ночи, протеин необходим для ослабленных трансатлантическим перелетом организмов.
А вечер сменяется сумерками. Заезжаем в придорожный же «Вулмарт». Поражает объем расфасовок. Молоко – двухлитранец. Такой же сок. И вино. Йогурт – 20 штук в упаковке. Полотенца бумажные для Гаргантюа с Гаргамелью. И всё так. То ли тут нечто типа мелкого опта, то ли американцы действительно много едят? Продавщицы, озадаченные нашим видом и произношением, любопытствуют, откуда мы такие взялись. «Из Москвы? Из России? О, ну, хорошей вам поездки!» У пожилой уютной кассирши на бейджике написано: «Бонни». Бонни, Бонни, где твой Клайд?
Едем дальше. «Скоро ли Грин Бэнк, Макс?» – «Совсем скоро, минут 20 еще». Проезжаем еще миль 40. Уже почти темно, на пустынной дороге ни света, ни других машин. Только неспешная и загадочная фура впереди. Я представляю, что в классическом фильме ужасов через несколько миль что-то начало бы происходить: либо фура начала бы нас выдавливать к обрыву, либо у нас бы заглох мотор, а мы… А они… Но тут зловещая фура, слава богу, свернула на заправку. А далеко впереди справа показался в вышине маленький красный огонёчек. Макс, с гордостью: «Видите, мэм? Это наш телескоп».
День второй.
А сегодня, 11.07, мы увидели Его вблизи. Он огромен и слушает шелест Вселенной. При Нём еще россыпь телескопчиков поменьше: растут, как молодые грибы-дождевики в грибнице. И всё это - посреди лужаек, обрамленное по краю невырубленными индейскими лесами. И почти у самого подножия Его сидел пушистенький и наглый, явно сведущий в радиоастрономии, кролик и ел травку…