КЛИП-ТЕКСТ
КЛИП-ПРОЗА
КЛИП-ЧЕЛО
КЛИП-РАЗМЫШЛИЗМ
================
===========
=======
.
.
.
из интернета
.
===================
"Если русский скажет вам, что он не любит Родину, не верьте ему, он - не русский". Ф. М. Достоевский
===================
.
.
ПРОИСХОДИТ
ДЕГРАДАЦИЯ\ВЫРОЖДЕНИЕ
.
ОПУСТОШЕННЫЕ
ПРЕКРАЩАЮТ
БЫТЬ
РУССКИМИ...
.
.
.
11.02.2021г. 09-40
.
.
.
http://www.stihi.ru/2018/01/02/823 - Оглавление - 50 русские 26. 02. 2018
.
.
.
.
===================
из интернета
.
===================
Иван МосквитинЛев Гумилёв
9 февраля, 23:53 ·
Сегодня ещё одна знаменательная дата – 140 лет со дня смерти Фёдора Михайловича, русского гения nec plus ultra. Бердяев писал, что у читавших Достоевского «меняется ткань души». Это точно про меня. В своё время после прочтения «Братьев Карамазовых» я был близок к тому, чтобы уйти в монастырь.
В «Царе Грозы» я пришёл к выводу, что любовь к Родине – краеугольный камень русской национальной идентичности. А вот недавно наткнулся на этот текст, в котором Фёдор Михайлович высказывает ту же самую мысль.
Ф.М. Достоевский
СЛОВО О РУССКОМ СЕРДЦЕ
Удивительно устроено русское сердце, столь велика в нем жажда встречи с родной душой, столь неистребима вера в возможность такой встречи, что готова она распахнуться бескорыстно перед каждым, довериться любому, веруя свято, что каждый и всякий сам способен на столь же беззаветную открытость. Готовое вместить в себя все души мира как родные, понять их, братски сострадать ближнему и дальнему – до всего-то есть ему дело, всему-то и каждому найдется в нем место. И как бы ни велики или безбрежны казались обиды его или оскорбление, всегда останется в нем место для прощения, словно есть в нем некий тайный, недоступный никакому оскорблению уголок и теплится в нем свет неугасимый.
Родина свята для русского сердца, потому что Родина для него высшая и последняя правда. И потому все можно отнять у него, все осмеять – стерпит. Но Родину отнять у русского сердца, унизить, оскорбить ее так, чтобы оно застыдилось, отреклось от нее – невозможно, нет такой силы ни на земле, ни под землей, нигде во всем белом свете. И пытаться не стоит – взбунтуется, и в этом, может быть, единственном потрясении своем, не простит. Долго не простит.
И нередко не хочет даже понять оно, как это можно еще что-то любить, кроме Родины, тосковать по чему-то такой смертной неизбывной тоской, как по родной земле. И если немец, швейцарец или тот же француз, то ли англичанин будет уверять, что он так же любит свою страну и она дорога ему, как русскому его Россия, что по его земле можно так же страстно тосковать, как по русской, – обидится даже трогательно-простодушной обидой: нельзя-де любить родину больше, чем любит ее русское сердце. Но если тот же англичанин или швейцарец скажет, что можно жить, вовсе не любя родину, – тут же заслужит навечное презрение к себе русского человека. Но ежели русский скажет ему, что он не любит свою родину, – не верьте ему: он не русский.
Удивительная страна – немец или датчанин, прожив в ней лет десять-двадцать, становится нередко таким русским, что, уехав, случись, в свою Германию или Данию, всю жизнь будет тосковать по оставленной стране. Необъяснимая страна: в России не затоскуешь по Англии – разве англоман какой, да и то пока в Лондоне не бывал, – а вот о России можно затосковать, затомиться даже в самой России. Словно вдруг почудится сердцу, что та Россия, которая есть вокруг, – еще не вся здесь, и не во всем, и не в лучшем, а та, настоящая, во всей правде, еще впереди и всегда впереди. Ибо и тот не русский, кто не желает Родине лучшей доли. Потому-то и нет того предела, где успокоилось, остановилось бы русское сердце; потому-то и всегда оно в пути, на большой дороге к правде...
===================
.
.