Мы ехали в трамвае. Я стоял
"облокотясь" на поручни у входа
и, наблюдая лица, размышлял,
какую связь январская погода
имеет с курсом доллара? В окно,
разбитое каким-то хулиганом
врывался пар искрящийся. Давно
таким многоголосым балаганом
зима не наводняла этот край;
давно так чисто здесь не убирали
старинных улиц. Дети словно в рай
попавшие, резвились и визжали
под каждым деревом; бросая снег и смех
навстречу мне, плывущему беспечно
знакомым городом. Ты, прятавшая в мех
ангорской шубки носик свой, конечно,
меня не замечала, не могла
понять того, что здесь, в купе трамвая,
я был не призраком; что кровь во мне текла
веками освященная – шальная,
как сам огонь. Прошу я, оглянись!
Пока ещё не кончилось движенье
по рельсам времени. Улыбкой отзовись
на смелый взгляд, которым я мгновенье,
или чуть более того,– владел тобой
средь вялых пассажиров, чьи надежды
так неразрывно связаны с судьбой
и так разительно похожи на одежды.
Но ты выходишь, так и не узнав,
как холодом своим меня смущаешь.
В толпе людской, ступив на прах держав,–
как-будто снег, летишь себе и таешь.