Мы вдаль уходили. Кричал альбатрос.
Шла кругом моя голова.
И песенку пел развесёлый матрос.
В ней были такие слова:
«Ах, женская грудь – синей краской на ней
Глаза кто-то нарисовал.
Что может быть глаз этих синих милей!
А ну, кто поднимет бокал!
И смотрит один глаз на юго-восток.
Другой – сразу чует обман.
Я пью за тебя, синеокий мой бог!
И пью за тебя, океан!»
Мы плавали долго. Безумная смерть
Не раз напускала чертей.
И камень от ветра успел похудеть
У отчей лачуги моей.
Носило нас в Богом забытых краях,
Где лает в ветвях какаду,
Где носят мужчины злой ветер в ноздрях
И змей ядовитых во рту,
Где шьют стремена из девичьих волос,
Где стонет голодная гать.
А ночи пусты – как отстреленный нос,
Огромны, – в гангрену их мать.
И бездна не раз грозно щерила пасть,
Когда громыхала гроза.
Но пела команда в любую напасть
Про синие эти глаза.
Погиб, жаль, моряк тот – и Боже не спас.
У били его наповал.
А песня осталась про цвет синих глаз.
А ну, кто поднимет бокал!