Эпилог "Усафара",
остросюжетного романа в стихах
СЛУШАТЬ ОНЛАЙН 3-ю частъ аудиоспектакля "УСАФАР":
/
http://mirmuz.com/post/2442/Valerij_Kostjuk_
USAFAR_III_chast_ostrosjuzhetnogo_audiospektaklja
МОНАХ
Уже сильней темнели зори,
Но был уверен я вполне –
Есть окончанье тех историй
И их узнать удастся мне.
Вдоль берегов реки круженье –
Играла бликами вода.
Сам, не дождавшись продолженья,
Спросил Степана я тогда:
«Скажи, с тех пор встречал ли кто-то,
Ведь мир не так уж и велик,
Илью, Арину ли, Федота
На тропах матушки Земли?»
Степан зевнул в ответ устало,
Повёл в раздумьи тут плечом, -
Мол-де, совсем уж не пристало
Вести беседы ни о чём:
«Ну, что сказать тут про Арину?
Никто не слышал из села.
Исчезла – только и помину.
Видать, и вправду, померла.
Илья? Тот вовсе неизвестен,
Никто не знал его в лицо.
А вот Федот?... Со странной вестью
Раз получил я письмецо.
Писал ко мне дружок старинный
Из подмосковного села.
Когда-то нас дорогой длинной
Жизнь долго об руку вела.
Своя у каждого дорога.
Так он, не знаю отчего,
Решил податься ближе к Богу.
Да, впрочем, то – дела его.
Но договор не забываем
И письмецо от скорых рук
Пусть иногда, да начеркаем,
Хоть не всегда и есть досуг.
Тут пишет он: «Привет, Степаша!
Как жизнь? Душа чем занята?
А, впрочем, жизнь пустая наша
Лишь только тлен и суета.
Вот так и я, тая тревогу,
Решил подумать о душе.
Кто знает, как длинна дорога,
И, может быть, пора уже?
Так и решил я этим летом
Уйти на время в монастырь.
Ушёл к заутрени* с рассветом
И след на месяц мой простыл.
Любой работой не гнушался,
Как всякий трудник** там я был,
Что для себя во всём старался:
Дрова рубил, полы ли мыл.
Питались пищей лишь простою
И я – ни капли в рот, ни-ни.
Вот, чую телом и душою, -
Не зря проходят эти дни.
Ты не поверишь мне, Степаша.
Что жизнь была? Сплошной обман.
Придёшь с работы, сразу «вмажешь»
И тотчас – ноги на диван.
А здесь-то, всё – иное дело.
Жизнь обернулась мне другой.
Придёшь, усталость как слетела.
Вот так бы нам хоть раз с тобой!?
Вот, как-то раз был в сад я послан
Помочь садовнику в делах.
Садовник тот – детина рослый,
С медвежьей выправкой монах.
Он обернулся тотчас сразу.
Я замер. Шрам на пол-лица
Носил зарубкой одноглазый.
Свирепый вид был у отца.
Тут и запало мне тогда-то,
Твоё припомнив письмецо:
«А ну, как этот бородатый -
Одно с Федотом тем лицо?»
Пустился тут с ним в разговоры,
Но пнём молчал святой отец
И всё ж уловкой очень скоро
Его поддел я под конец.
И подойдя к нему за спину,
Когда стоял он среди роз,
«Скажи, не знал ли ты... Арину?» -
Я еле слышно произнёс.
Тот вздрогнул, словно от удара,
И стал белее полотна.
Казалось, вдруг внезапным жаром
Он унесён в кошмары сна.
И посмотрев, не видя, глазом,
Так, словно раненый циклоп,
Он в сад побрёл, согнувшись разом,
И дрожью бил его озноб.
Заметил тут отца я Савву,
Что недалече был в делах.
Его я знал совсем недавно, -
Старейший был он здесь монах.
Всё это издали приметив,
Истолковал на свой он лад.
Как подобает, был приветлив,
И мне сказал: «Послушай, брат,
Не докучай ему речами.
Слов не дождёшься ты в ответ:
Хранить печальное молчанье
Отец Егорий дал обет.
И лишь Всевышнему известна
Былых грехов его печать,
И отчего душе так тесно,
Ему лишь может отвечать.»
Кивнув в ответ ему согласно,
Я мог доволен быть едва.
Совсем уж были мне неясны
Его пространные слова.
И я спросил, как мог, в надежде,
Хоть нужных слов не подберу:
«А как Егорий звался прежде,
Там, в прошлой жизни,... на миру?»
«Не помню. То давненько было.
Уже пошёл который год. –
Сказал монах, сопя уныло, -
Пожалуй,... кажется,... Федот.»
Степан уснул на полуслове,
В плащ завернувшись у костра.
Закат алел оттенком крови
На зубьях леса до утра.
И долго думал я в печали,
Смотря с обрыва в тени вод,
Что с тихим плеском исчезали,
Речной минуя поворот.
Катились плавно и бесстрастно,
Так, словно Времени река.
Темнели в сумраке неясно
Размытой тенью берега.
Заворожён печальной тайной,
Как тенью света бытия,
Вдруг, мыслью пойманный случайной,
Тут с горечью подумал я:
«Когда бы всё не так трагично
Сложилось волею судьбы,
Боюсь, что в жизни, — нам привычной,
Им счастья не было б, увы.
Легко ль жилось бы им и просто
Или под крики птичьих стай
Всё вспоминали б дальний остров,
Как тот, потерянный свой рай?
И как бы мир несовершенный
Воспринял свет их детских душ, -
Тех, для кого превыше ценность
Сиянья звёзд в бездоньи луж?
От сердца чистого не скроешь:
Живут, нередко, там и тут –
Так, — ни злодеи, ни герои,
Что не спасут и не распнут.
Кроят сердца, и ум, и души
Под переменчивый наш мир.
Покой свой мыслью не наруша,
Находят жалкий свой кумир.
Всё с равнодушием встречают,
Что только выше их забот
И, оступившись, замечаю –
Они опасней, чем Федот.»
Любуясь красками заката,
Что тают в пене облаков,
Я в глубь небесного каскада
Смотрел, как в тьму былых веков.
Над старым, мудрым Усафаром,
Как девять тысяч лет назад,
Пылал холодным, чистым жаром
От искры солнечной закат.
Там, в глубине веков, над нами
Бродила утренняя рань.
Дымки туманов облаками
Тянулись за земную грань.
А воздух был так чист и светел,
Что видно было далеко
И, приглядевшись, я заметил
Одно средь дальних облаков:
Так схоже с нартою оленьей,
Что мчит, неся к своей судьбе
Сквозь синеву, прозрачной тенью
Два силуэта в полутьме.
И тает, дымкой растекаясь,
В дали малиновой, как сон,
И мне почудилось, — стихает
Там колокольный перезвон.
Заутреня* – утренняя церковная служба
Трудник** – добровольный работник при монастыре
КОНЕЦ.
https://ridero.ru/books/usafar/freeText
(Роман в стихах "Усафар" состоит из 1030 четверостиший)