ТАРКОВСКИЙ - ЛЕМ
Тарковский смотрит из космоса на Землю, Лем устремлён в Космос. Ностальгией режиссёр, кажется, поражён ещё задолго до своего отъезда за границу. Они смотрят в разные стороны, вектор притяжения сил у каждого свой. Однако это не отменяет нашего восхищения ими – в равной степени. Глядя со станции на прародину, Тарковский не унижает звёзд, а Лем с всегдашней устремлённостью к ним, никогда не забывает о матушке Земле…
Самые поэтические сцены фильма «Солярис» связаны с земным миром, даже если это происходит на космической станции. Самые восхитительные кадры там, «внизу», у подножия космоса. Вспомните хотя бы несколько секунд с женщиной в «шахматном» платье на берегу водоема, пчелу на медовом, сочном яблоке под внезапным, шумным ливнем, застывший пруд, ночной Токио, ожившую картину «Охотники на снегу» Брейгеля… Весь Тарковский «на земле, зелёной и душистой». Космос для него – некая трагически красивая оправа для обжитого, человеческого. «Бессмысленная бездна пустоты» как магическая наждачная бумага, чтобы отшлифовать поэзию всего земного.
Может быть, финал фильма говорит нам о её необыкновенно-опасной хрупкости?! Ведь режиссёр, вернув нам всю полноту красоты земли и человека, устремляется снова в космос, и мы видим с его высоты хрупкий островок человеческого, омываемый безбрежным океаном (океаном космоса, непознанного?). Как странно, как болезненно действует на нас в финале сцена в отчем доме, где с потолка на отца, его жилетку, книги, стол льётся сверху вода. Зыбкое, непрочное, призрачное, готовое исчезнуть, пропасть… Не те ли же примерно сцены предвещают в «Зеркале» распад семьи: вода, летящие с потолка куски штукатурки?.. Хрупкое, беззащитное и – бесконечно дорогое.
Метафора финала пытается склеить космическое и земное, но… это возвращение блудного сына к ногам отца вселяет в нас тревогу. Как будто космическое «заражает» земное, подчёркивает и планету нашу и человека на ней – как песчинок в необозримом космосе. Электронные шумы Эдуарда Артемьева подчёркивают трагическую космическую оправу всего дорогого сердцу, человеческого.
Кельвин в романе Станислава Лема в заключительных четырёх страничках признаётся: «Но у меня нет дома». Он заражён тоже космосом, но по-другому. Думая о возвращении через несколько месяцев на Землю, он говорит: «Потом всё войдёт в норму. Появятся новые интересы, новые занятия, но я не отдамся им весь. Ничему и никому никогда больше. И быть может, по ночам буду смотреть на небо, туда, где тьма пылевой тучи, как чёрная занавеска, скрывает блеск двух солнц, и вспоминать всё, даже то, что я сейчас думаю».
(продолжение следует)