Какой-то прохожий, совсем не пророк,
достойный, возможно, лишь горьких слёз,
в пространство свои размышленья изрёк.
Я слышал, как он произнёс:
"Не знаю... Но мысли кручу в пути,
как народ - экономики лопасти:
"А может быть надо, чтоб мир спасти,
толкнуть человечество к пропасти?
Оно уж давно у неё на краю,
но многим не видно края.
А может быть надо, чтоб, "мать твою",
мы каялись, умирая?
А может быть надо, чтоб вкривь и вкось,
чтоб в бездну земли нашей судно
неслось, чтоб смещалась прецессии ось,
чтоб все мы, устав от абсурда,
хватались за мачты и за паруса,
дух, плоть и умы напрягая,
искали спасительный курс в небеса,
всю злобу и спесь отвергая?
А может быть надо, чтоб шёл депутат,
зажравшийся, вместе с коллегами
дорогой политики прямо в ад,
чтоб нежиться адскими негами?
А может быть надо жиреть и толстеть,
не брезговать и не поститься,
чтоб трескалась рожа; всего хотеть
не в силах остановиться?
А может быть надо желать не знать,
как многим бывает больно,
и бойни поддерживать и опять
самим попадать на бойню?
А может быть надо, чтоб всё - как есть?
Чтоб в мусорных свалках истории
тонула любая благая весть?
Чтоб в гуще людской, как в море я
искал острова, где любовь и свет,
чтоб веру терял в отчаянии,
чтоб мнилось порой, что надежды нет
средь общего одичания...
Не знаю... Нам столько дано посметь,
что кодексы враз не вместят всё.
И всем нам необходима смерть -
в реальность иную лестница.
Без смерти нам явно не испытать
в том мире, где мы скитаемся,
всего, чем стремимся мы в жизни стать.
Мы в мире ином нуждаемся.
Спешим в турагентства. Туда-сюда
летаем, плывём, пытаемся.
Мы тянемся к гибели, господа?
Ведь в ней лишь переселяемся
в другие пространства. Так может, нам
признаться в своём стремлении?
Что жизнь? - Драгоценность иль просто хлам?
Клоака иль откровение?
Не знаю... Ведь каждый решает сам.
И нет одного ответа.
И каждый - лишь доступ к иным мирам
с ответственностью за это".
Так он разговаривал сам с собой
и даже махал руками.
Встречаюсь повсюду я (не впервой)
с подобными чудаками.