1.
Под вечер, на Преображенье,
Мать, как всегда, накрыла стол.
Вот-вот придет с Богослуженья
Ее сынок. А он не шел.
Темнеет. Свет погас в соборе,
А уличный зажегся свет.
И муж, и старший сын – все в сборе.
Вот только младшенького нет.
Она встает:
- Дойду до храма… -
И опускается без сил.
То старший сын: не надо, мама, -
Движеньем губ остановил.
- Вот что нашел я под подушкой…
Записка. В ней лишь пара строк:
«Я далеко. Искать не нужно.
Сам напишу. Храни вас Бог!»
2.
Москва. Афонское подворье.
Льнут к окнам прутики ветвей.
А дома – слезы, дома – горе
По одному из сыновей.
Смятенье в сердце материнском,
Тоска, как после похорон.
Одна другой чернее, мысли
Слетелись полчищем ворон.
Судьба немыслимо петляла,
Их жизнь на полосы рубя:
Мать плачет – сына потеряла,
Доволен сын – нашел себя.
Он через год одел подрясник.
Приехал: крепок, невысок.
Все так же взгляд лучист и ясен.
Он и не он – ее сынок!
3.
Три года в университете
Нас муза Клио без пристрастья
Смотреть учила сквозь столетья.
И вот – плоды ее участья.
Не нам земные судьбы править,
Не нам судить. Теперь лишь письма
Мне на молитвенную память
Ждать от послушника Бориса.
4.
Ночь. Луна настольной лампой
Хочет в письма посмотреть.
Да когтистой, в звездах, лапой
В них нацелился Медведь.
Утомленными глазами
Я читаю, как сквозь сон:
«Остров есть под небесами.
Называется – Афон.
Там земные звуки тише
И нежнее краски дня…»
Только им теперь ты дышишь,
Мiр оставив на меня.
«Стать самим престолом неба
Заслужил тот остров честь».
Пусть ты там ни разу не был,
Верю: так оно и есть.
«Остров тот уединенный
Краше всех морских жемчужин».
Мне ж дороже злато кленов
И хрусталь январской стужи.
«Ярче звезд, нежней тумана.
Даже в сильный шторм не гаснет!»
Только мне иные страны
Не сулят уж больше счастья.
Мне давно уже отснилась
Та земля, что за морями.
Я в Россию погрузилась
Всеми – сразу – якорями.
5.
Борису
«Уж для тебя теперь иная
Встает над городом заря.
А мне досталась боль земная
Да письма из монастыря.
Они, как образ твой, бесстрастны.
Но я-то знаю: вновь и вновь
За чинной строгостию властно
Ты прячешь к прошлому любовь.
И вспоминаешь ты все чаще
Минуты светлые, когда
Ты видел мать свою крестящей
Тебя тихонько из окна.
Тебе призналась я однажды,
Мечтой заветною горя,
Как втайне взгляд и слух мой жаждал
Проникнуть вглубь монастыря!
А ты уже не на бумаге
Вкушаешь иноческий хлеб.
Когда исполнился отваги,
Как силой Божией окреп?..»
… Уже луна светить устала,
Уж зарумянилась заря.
О, видит Бог, я не мечтала
О письмах из монастыря.
6.
А в ответ – его посланье.
Только чудится: оно
Не его водимо дланью.
Непривычно, мудрено.
«Сердце инока глубоко,
И опущен долу взгляд,
Чтобы в пламенное око
Не проник лукавый яд.
Сердце инока что камень,
Доводящий до недуга.
Высекают камни пламень
При касании друг с другом.
Сердце инока глубоко.
Дальше, чем мятежный дух.
Чтобы в келье одинокой
Не внимал соблазнам слух.
Сердце – дел греховных мука,
Или маятник весов.
Постепенно, стук за стуком,
Приближает час Христов.
Сердце это полнокровно,
Невзирая на посты.
Оттого легко и ровно
Дышит каждый монастырь.
Сердце инока – овечка,
Но не в клетке напоказ.
Для молитвы жжем мы свечки,
А не для утехи глаз.
Мысли инока далече,
За небесным рубежом.
Если вдруг погаснут свечи –
Сердце для Христа зажжет!»
7.
Борису
Льется лунный свет на письма,
Их бесстрастьем серебря:
«… Ты теперь, как холст под кистью,
Под крестом монастыря.
Цветом в ночь твои одежды.
Дни, как четки, - чередой.
Но еще светлей, чем прежде,
Лик – что месяц молодой!
Твой удел – тянуть канончик,
Отогнав вечерний сон.
За поклончиком поклончик:
Кирие элеисон!
Не пиши мне, ангел светлый,
Всуе, кистью по воде.
Я теперь блуждаю где-то,
И сама не знаю, где:
По водам ли по опасным
Иль по склонам гор крутых?
Ты сияй мне, свет мой ясный,
В сонме ангелов святых.
В час, когда душа от тела
Отлетает, словно дым,
Не монашеское дело –
Письма женщинам земным».
… Лунный лик не может долго
Оторваться от письма.
Канет в вечность, как иголка,
Тихих помыслов тесьма.
8.
У тебя другое имя
Будет скоро, очень скоро,
И забвением окинет
То, родился ты с которым.
Духом нищ, душой богатый,
Ты предстанешь в чине новом,
Из среды из нашей взятый –
Сын Отечества Иного.
Ты и мне, мой ангел, пишешь
Про обитель, как ни странно.
Только я там буду лишней
Со своей душевной раной.
Монастырь рисуешь Горний
В дальнем Иерусалиме.
А меня к России корни
Тянут все неодолимей.
Я обители искала
И по нраву, и по силе.
Но одной для сердца мало:
Монастырь мой – вся Россия!
9.
Где, по каким морям проходит
Путь наших жизненных ветрил?
И где наш скромный труд угоден
Тому, Кто их благословил?
Уж минул год. Подвижник юный
Совсем не пишет нам. Забыл?
А сердце вещим гамаюном
Бьет, выбивается из сил.
И вот по осени приносят
Письмо. Господь нас посетил!
Но расплылась сквозь слезы подпись:
Гора Святая… инок Нил…
10.
«Добрый день! Христос Воскресе!
За молчание простите.
Нынче ангел доброй вестью
Постучал в мою обитель.
Я недавно принял постриг
И, бежав с равнин российских,
Наконец вдыхаю воздух
С вышины хребтов Фракийских.
Словно ласточкины гнезда,
Кельи иноков на скалах.
Вечер там рассыпал звезды,
Море волны расплескало.
Ленту сизого тумана
С паутинкой перламутра
В крону старого каштана
Под окном вплетает утро.
Раствори заутра ставни
Раньше самой ранней птахи –
И поймешь: здесь даже камни
«Ходят в Боге», как монахи.
Молчаливы кипарисы
И безмолвны водопады.
Волны, если глянуть с мыса, -
В персть разбитые громады.
С гор Фракийских в день погожий
Видно греческую Трою…
Я же – слава Тебе, Боже! –
Загорел, язык освоил.
Послушание на море
Нес. А нынче вот – строитель.
Этой осенью на взгорье
Заложили мы обитель.
Скит просторный, двухэтажный
Белизной засеребрится.
Он меж скал прибрежных ляжет
Распластавшей крылья птицей.
Будут белые колонны
И балконные решетки
Виноградом благовонным
Перевиты неторопко…
Красота. Уединенье
Не нарушат перезвоны.
Я теперь с благословенья
Начал здесь писать иконы.
Покровителя святого
Мироточивого Нила
Вот уже совсем готова.
Божья длань моей водила.
Вы простите, дорогие,
Что, взыскуя слишком много,
Навсегда я вас покинул.
Инок Нил. Прощайте. С Богом!»
11.
Внимая огненным глаголам
Церковных древних песнопений,
Мир суеты и произвола
Покинул инок без сомнений.
Тщету душевную оставил,
Взыскав высот Святого Духа.
И свой сосуд сердечный плавил
До чистоты очей и слуха.
Да, сердце инока глубоко.
И в глубочайшие мгновенья,
Как потаенный свет Востока,
Приносит плод благоговенья.
На месте выметенном, голом,
Свершив пути земных занятий,
Он сотворил его престолом
Даров небесной благодати.
Зажегши внутренний светильник,
Согласно вышнему веленью,
Он выбрал участь самых сильных,
Пути отрезав к отступленью.
Ступни уже не чуют праха.
И не нужна уже опора
Тому, кто сделал шаг без страха
В лучи Афонского фавора.