Седой Петербург, и ветра психоз,
Холодные волны бьют о гранит,
Подняв воротник, кляня злой мороз,
Идёт человек в метельный кульбит.
В «Бродячей собаке» собратья пера,
Не внемля урчанью пустых животов,
Читают стихи, взахлёб, до утра.
И тонет в дыму рифмованность слов.
Но взгляд его ловит лишь силуэт,
С надменностью глаз, с надменностью поз.
Точь в точь Модильяни создан портрет -
С татарской горбинкой чмоканий нос.
В кафе все знакомы, каждый им рад,
Но сквозь синеву плывущего дыма
Он видит рассвет на озере Чад
Изящность жирафа, плывущего мимо,
Нубийской принцессы эбеновый торс
И львиную пасть в окуляре прицела…
Но Анна читает, взгляд её твёрд,
И- замерев - внимает всецело.
Ему невдомёк – уж близок тот день:
Где зверство влезает в стыки эпохи -
Курок тот взведён, лишь мрачная тень,
Внезапной гиеной кинется в ноги.
Рассвет заалел, но погас навсегда -
В зрачках его свет, сиявший свободно.
Орудье насилья - злоба (тверда),
Нажал на курок – и "дело Господне"
*****
Тот, кто нажал на курок, тот уверен:
Вину унесёт, без жалости, время.
Не верь заблужденью – время река,
Но подлость твою проклянут все века.
09-2020