— Жри сама свою кашу! Ненавижу вас!
— Эллочка, ну, что ты так, успокойся. Ну, иди покушай.
— Отстань от меня! Когда вы сдохнете?! Продам вашу халупу и куплю машину!
— Эллочка, всё твое. Всё что у нас есть, всё достанется тебе. Ну, иди ко мне, деточка.
— Пошла вон!
Приемная мать „Эллочки“, Людмила Александровна Чиркова, происходила из старого
питерского рода. Это особые люди. При советской власти небольшое количество их
оставалось еще в центре, где они, униженные, жили в коммуналках. Но это были
благородные сердца, с внутренним воспитанием, искренне веселые и доброжелательные,
и хорошо ладившие с соседями по коммуналке. В отличие от окраин города, где
происходили затяжные войны и вынашивались планы отравления ненавистного соседа.
Людмила Александровна была дочь достаточно известного, особенно среди знатоков
живописи, художника Чиркова, ученика Репина. Унаследовав от него любовь к
рисованию, она, по окончанию художественного училища, работала на Ленфильме в
отделе мультиков, как их тогда называли. Она пережила ленинградскую блокаду и
рассказывала, что кто от голода ложился на кровать, тот больше не поднимался и
умирал. А она была всегда в действии — тушила немецкие фугасы по крышам домов,
помогала грузить трупы и пр. Ее муж был выдающийся тенор, солист Ленинградского
Малого оперного театра Евгений Орэм, имевший финские корни. Когда еще Финляндия
входила в состав Российской Империи. Он всегда очень заботился о своем голосе, в
день спектакля не разговаривал и не подходил к телефону. Посему был немного
капризный, но постоянно сдержанный, с благородными внешностью и манерами. У него с
Людмилой родился единственный ребенок. Чудесная девочка, кудрявая блондинка. Но в
шесть лет она умерла. Можно себе представить горе родителей. С тех пор у Людмилы
зародилась мысль, взять приемную девочку на воспитание из детдома. Она многие из
них объездила и, наконец, нашла почти копию их умершей Аллочки. И звали новую
похоже: Элла. Людмила стала брать ее на воскресение. Элла, ставшая Эллочкой у
нежных и благородных родителей, быстро освоилась. Она умиляла обоих, уже не
молодых супругов, своим озорным характером. Но Евгений, муж ее, был осторожен и
скептически относился к идее взять ее окончательно. Людмила уговаривала его.
Говорила, ну, что мы как мертвецы, ничего не останется от нас, никакого живого
наследства. И, наконец, уговорила.
Проходили годы, девочка росла. И ее озорной характер все больше дичал. Она все
больше грубила, вела себя вызывающе. Сдержанный Евгений был постоянно в шоке. При
каждой выходке „Эллочки“ прятал голову в плечи, смотрел на жену, нервно шевеля
губами, как бы говоря: „Люда, куда от этого деваться?“ Им обоим даже и в голову не
приходило на Эллочку кричать и уж полностью исключено, применить к ней физические
меры. А Эллочка с каждым днем и годом все больше наглела. В одиннадцать лет она
исчезла из дому. Людмила проплакала всю ночь, воображая себе, что с ней могло
случиться. Но она не хотела обращаться в милицию, потому что боялась, не дай Бог
заметят ее „особое“ поведение и еще увезут назад в детдом. Рано утром она пошла ее
искать по улицам. И о, „счастье“, она нашла ее лежащей в грязной канаве с
задранной юбкой и спущенными трусами. Людмила бросилась к ней: Эллочка, дочка моя,
как ты! Эллочка пошевелилась. — Вот подожди, я помогу тебе выбраться. Людмила
соскользнула в канаву, приподняла как пришибленную Эллочку, и та дохнула на нее
перегаром. Эллочка, кто тебя напоил?
— Не твое дело, старуха.
— Деточка, пойдем скорее домой. Ты жива и здорова, я так рада, дочка.
— Пошла в жопу, старая карга.
— Что ты, Эллочка, пойдем, тебе надо помыться и сменить одежду.
— Я вас скоро обоих прибью. Вы мне надоели.
— Эллочка, дочка, что ты такое говоришь. Мы любим тебя.
— Пошли в жопу!
Ну, и в таком духе. Было опрометчивостью этих высокоблагородных людей брать
ребенка из детского дома, не зная кто ее родители? В каких обстоятельствах она была
зачата? В советское время не думали о генетике. Думали, можно воспитать „нового
человека“. Но в народе говорят, как волка не корми, он всё в лес смотрит. У
Эллочки недаром юбка была задрана, она оказалась беременной. В положенное время
родился внешне здоровый мальчик. Его Эллочка назвала Эдиком. Сначала она
забавлялась с ним, как с куклой. Но скоро он ей надоел, и она стала исчезать из
дому по неделям. Приходила домой грязная, пьяная, в помутненном состоянии. Угрюмо
молчала. Лучше ее было не трогать. Потому что она такой площадной бранью
разражалась, что Евгений готов был волком выть от отчаяния. А Людмила ворковала
вокруг „Эллочки“, как ни в чем не бывало. Она была истинная христианская душа. Все
заботы о „внуке“ легли на Людмилу. Она очень привязалась к мальчику и была даже
рада его прибытию в их семью. Когда мальчику стукнуло семь лет, умер Евгений. И
через год ровно за ним последовала Людмила. Наконец, исполнилась „мечта“ Эллочки, она
продала „халупу“ ее приемных родителей. Это была дача от Ленфильма. Там были дома
одних сотрудников его. На болотистых местах, но в дружной компании. И купила
машину, о которой она мечтала и желала своим приемным родителям „подохнуть“, чтобы
осуществить свою нелепую мечту. Сменяв при этом истинную любовь, которая уже в то
время оскудевала, на пошлую железку. Через несколько дней она попала в аварию и с
пробитой головой была доставлена в реанимацию, где и скончалась через несколько
часов.
Эдика отдали в детдом. Прошло некоторое время, и он приглянулся одной
пожилой, очень доброй и бездетной паре, и они взяли его на воспитание...