Вольному – воля...
/с/мирному – крест и рай.
Падшему и проклятому – ночь и ветер.
Падает сигаретный горячий пепел
между лопаток...
просишь:
– Не убирай.
– Я докурю... –
огладив твои бока, –
загнанных шлюх пристреливают, не так ли...
На простыне уже подсыхают капли –
белый и красный...
Хочется коньяка
с кофе остывшим – горьким, как тишина
после твоих горячечных полувскриков.
Тело твоё – со скрытым дефектом скрипка...
цацкой на шее – порванная струна.
Локоны влажно вьются.
Затылок наг –
вылизан...
зацелован...
и...
не помечен.
Первый, кто заикнётся о новой встрече,
будет, как в сказке – взрослой – себе не рад.
Первый, кто позабудет про стоп-слова...
первый, кто кляп с наручниками попросит...
первый, кто /как заразу/ подхватит осень
вечную – чтобы вместе сойти с ума.
– Я докурю.
Апокрифы прошлых ран.
Свежие – покрывает кровавый бисер.
На прикроватной тумбочке – смятый блистер.
Я наблюдаю...
ты донести до рта
чашку не можешь –
руки дрожат:
озноб...
слабость...
нервозность...
сладостная виктимность...
– Я бы хотел, чтоб всё это мне приснилось, –
ты говоришь и...
с жадностью пьёшь «рот в рот».
Скоро рассвет
/а кажется, что – расстрел/.
Шаг за порог.
Ни слова о новой встрече...
ведь у меня в анамнезе: ночь и ветер –
а ты предохраняться не захотел.