Жил Никола нелепо
возле проруби в небо,
за душой ни кола ни двора,
но умел изловчиться
и из синей водицы
голубых карасей доставал.
Он их жарил ночами,
предаваясь печали,
на костре возле входа в подвал.
И плоды тихой грусти,
как солёные грузди,
с карасями на стол подавал.
И звучали красиво
под прокисшее пиво,
неподвластны минутным страстям,
звуки грусти свободной,
подходя превосходно,
как гарнир, к голубым карасям.
Жизнь катилась под гору,
обижая Николу,
вышибая насиженный стул.
И однажды в порыве
благодарности к рыбе
он в знакомую прорубь нырнул.
Вот и я стал всё чаще,
как Никола пропащий,
приходить через табор ночей,
и, усевшись картинно,
сквозь небесные льдины
созерцать голубых карасей.