БЕКБУЛАТОВИЧ ВСЕЯ РУСИ
(поэма)
Странная штука – история. Некоторые события она выставляет напоказ, демонстрируя всё в подробностях, а другие тщательно скрывает, как бы стесняясь того, что это было. Но это было, и никуда от этого не деться.
То же происходит и с историческими персонажами. Одних знают все, других не знает почти никто, кроме историков. Например, многие ли знают Симеона Бекбулатовича? Я до недавнего времени не знал. А оказывается, Симеон Бекбулатович сын Бек-Булата, правнук Ахмат-хана, правившего Большой Ордой, ранее звался Саин-Булатом. Он был касимовским ханом в 1567—1573 годах. Потом вместе с отцом перешёл на службу к Ивану Грозному и, по указанию Грозного, был венчан на царство, как «великий князь всея Руси», и почти год (1575 – 1576) управлял государством Российским.
Когда я об этом узнал, то очень удивился, а удивившись, решил удивить других и засел за поэму. Вот что из этого вышло. Предполагаю, что (перефразируя Гоголя) редкий читатель дочитает до середины, но всё же…
Век шестнадцатый – богат был на события,
Что доныне бередят воображение:
Были горестные дни кровопролития,
Были радостные вехи просвещения.
В те года книгопечатник Иван Фёдоров
Приобщал Россию-лапотницу к чтению,
За победу над казанским лютым ворогом
Был воздвигнут храм Василия Блаженного.
Царь Иван решил устроить жизнь по-новому,
Разбудил Россию спящую да тихую;
Ведь не зря же летописцы острословые
Третьим Римом нарекли Москву великую,
А Ивана – византийским императором,
Каковым великий царь и ныне числится.
Но не всё так хорошо, как в сказке сказано,
И не всё так получается, как мыслится.
У истории свои законы строгие,
Независимо от нашего желания,
Беспристрастная и мудрая история
Ничего не оставляет без внимания.
Утверждают все, что будто у истории
Сослагательного нету наклонения,
Как у высохшей реки нет акватории,
А у правды – переносного значения.
Потому, в рассказе нашем только истина,
Лишь для красного словца чуть приукрашена,
Кем-то слышана, но никогда не видена,
Лишь на фактах, а не домыслах заквашена.
* * *
Дрожала Русская земля, горели избы,
Ревели бабы по углам, стонала Русь,
Трудился сутками палач, скрипела дыба,
Повсюду слёзы и беда, тоска и грусть.
Мужик оторван от сохи для ратной битвы,
Кресты могильные встают и там, и тут.
Не помогают заклинанья и молитвы.
Горят поля, идут бои. Бои идут.
Устал народ от страшных войн и от погромов,
Устали женщины оплакивать мужчин,
Устало небо от огней, дымов и стонов.
Для войн и смут всегда найдётся сто причин.
А с кем война? Да мало ль с кем – врагов немало.
Война со Шведами, Ливонская война.
Русь православная от этого устала,
Но видит Бог, совсем не наша в том вина.
Ещё соседи часто портят отношенья:
То Крымский хан, то Астраханский, то Казань.
Ждать не приходится покоя и смиренья –
Как ни суди, одно выходит, дело - дрянь.
Среди иных Ногайский хан не самый лучший,
Он тоже с войском на Московию ходил,
Пленил крестьян, громил амбары и конюшни,
Свои татарские порядки наводил.
В его войсках служил потомок Чингисхана –
Известный воин столь неистовой Орды,
Но перешёл на службу к Грозному Ивану,
В надежде выжить, избежав большой беды. *
Видать, почувствовал бедняга, что не гоже
В чужой земле свой проповедовать Коран,
Все “за” и “против” между делом подытожив,
Он порешил переметнуться в русский стан.
Сынок Касимовского хана Бек-Булата
Стал Бекбулатовичем в нашей стороне,
Снял свой халат, надел наш русский шлем и латы
И вместе с Русскими участвовал в войне.
И так всё шло бы чередом своим неспешно,
Пропал бы где-нибудь за русского царя…
Но вышло всё весьма забавно и потешно,
Видать, судьба его отметила не зря.
А может быть, жестокий рок его отметил,
Или удача приняла за своего,
Но Бекбулатовича Русский царь приметил,
К себе приблизил, не понятно для чего.
* * *
Он теперь не ходит в бой,
Рассуждает меж собой:
Ты – холоп, а я свободен,
Потому что инороден.
Ни в Казани, ни в Крыму,
Не подвластен никому,
И в Московской слободе
Не учтён никем нигде,
Сам себе и сват и брат,
Сам своей свободе рад,
Никому не присягал,
Ничего не отвергал,
Не взлетал, не падал вниз,
Ел конину, пил кумыс,
Ум не пропил, в долг не брал,
Не транжирил и не крал,
Не паук, не вошь, не клоп,
Не боярин и не поп…
А когда крещенье принял,
Стал воистину холоп.
Стал обязан всем служить,
Честью русской дорожить.
Оттого и потому
Всяк учил его уму:
Про свою родню забудь,
Пей вино и русским будь.
Царских слуг поберегись,
От бояр посторонись,
А подьячему и дьяку
Прямо в ножки поклонись,
Не ругайся, не балуй
Да на пасху крест целуй.
* * *
Пути Господни неисповедимы…
И царский путь понятен не всегда.
Бывало, государь, народом чтимый,
Ходил дорогой странной иногда,
Историю раскладывал, как карты,
А может, как фигуры на доске,
Кого-то отправляя в авангарды,
Кого-то придержав на поводке.
Царь сам творил историю народа,
Решал судьбу Москвы, судьбу Руси.
Менялись времена, но год от года
Не стало легче, Господи еси.
Прошла молва, и в сердце закололо,
Немой вопрос пред русским людом встал -
Отрёкся царь? Отрёкся от престола? **
Неужто впрямь правление отдал?
Отдал родимый, сам отдал без боя.
Зачем отдал, народу не понять.
Русь молится, на перепутье стоя.
К чему готовиться, чего нам ждать?
* * *
Уж год почти потомок Ахмат-Хана,
Правителя неистовой Орды,
Сидел на троне Грозного Ивана, ***
И видит Бог, не миновать беды.
Сам Грозный царь теперь уже не грозный,
А князь Московский, только и всего.
Царица-матушка лила ночами слёзы,
Не понимая мужа своего.
Зачем отрёкся? На кого оставил
Родную землю, праведную Русь?
Он успокаивал: Не навсегда оставил.
Ещё вернусь, родимая. Вернусь.
Всё возвращу и с честью, и с привесом.
Всё возмещу и всякому воздам.
А тот – на троне, что счастлив и весел,
Напрасно радуется… Глуп не по годам.
Ума Бог дал всего-то на копейку,
Зато гордыни есмь на три рубля –
Сменял на соболя дешёвую цигейку
Бахвальства ради и богатства для.
Как ворог был, так и остался ворог,
Хоть покрестился, да не чтит Христа.
Своих он предал, так и нам не дорог –
Ни жизнь его, ни вера не чиста.
А Бекбулатович, взяв скипетр и державу,
На Русский трон взобравшись, как на свой,
Своей гордыни царствовал во славу,
А не Руси великой и святой.
Грустил народ, не вникнув в суть да дело,
Не нужен людям инородный царь.
Неужто докатились до предела? -
Взывал со звонницы столичный пономарь.
Лишь шут гороховый, как прежде, пьян и весел,
В чужие сани влез, дудит в дуду,
И раздувает до хворобы чресел,
Глухую тьму, великую беду
* * *
Тень-тень – потетень,
Выше города плетень,
Над плетнём берёза,
А над Русью слёзы –
В позолоте и в короне
Страшный хан сидит на троне.
Берегитесь, люди.
То ли ещё будет!
Будет этак или так,
Всё равно кругом бардак –
С посохом, в короне
Кто сидит на троне?
Весь в одежде золотой,
Но чужой! Как есть - чужой!
Что же будет? Как тут быть?
Под чужим престолом жить?
Это ли не чудо?
Не хочу, не буду…
Жизнь – копейка, смерть – пятак,
Ты дурак, и я дурак.
Господу виднее,
Кто из нас дурнее.
* * *
Но было всё тогда взаправду, не по-детски.
По-настоящему. Не шутка, не обман:
И нёс татарину дары посол немецкий,
И в ноги кланялся татарину Иван.
Всесилен царь, когда в руках его держава,
Печать в кармане, а под задом крепкий трон,
Всегда он прав, и все его поступки правы,
Он сам себе и честь, и слава, и закон.
Бояре кланялись, ругая между делом,
Не вслух, конечно, потихоньку, меж собой.
Все понимали, что за возглас не по делу,
Тотчас поплатишься бедовой головой.
Народ не мог умом понять, чего же ради
Пришелец чуждый коронован был на трон?
Как будто люд крестьянский был отдаден
Не то в заклад, не то в залог, не то в полон.
Дивились люди, что творится ныне в мире?
Того не видывали старцы отродясь:
На русском троне иноземец ест просвиру,
А Грозный царь уже не царь, а просто князь.
Так что же будет на Руси со всеми нами,
Какая участь ждёт – разор или раздор?
И за кого теперь сражаться нам с врагами?
За Бекбулатовича? Боже, что за вздор!
Народ роптал и возмущался сдуру, спьяну,
Бранил незваного по-русски и сполна.
Хотим на троне видеть русского Ивана
И с ним, родным, творить великие дела.
Народ безмолвствовать устал. Доколе можно
Терпеть такое непотребство от властей?
И кое-кто уже кричал неосторожно:
Гоните этого татарина взашей.
Молва тревожила, терзали душу сплетни,
Кипело в людях недовольство, как смола,
По деревням ползли неистовые бредни
Про непотребные столичные дела.
* * *
Ох, ох! Не дай Бог,
Подгорел в печи пирог,
Заболело стадо,
Всё не так, как надо,
Всё не к месту, всё не вдруг,
Вожжи выпали из рук,
Понесло карету
Да по белу свету.
Всё не в меру да не впрок –
Русским молодцам урок,
А другим награда.
Всё не так, как надо.
День, ночь – сутки прочь.
В ступе нечего толочь –
Ни зерна, ни хлеба.
Поживиться где бы?
В поле высохла трава,
Развалились жернова,
Прогнила ограда.
Всё не так, как надо.
* * *
А новый-то царь сочиняет указы,
Диктует законы семь дней на неделе,
Сверкают глазищи, как яркие стразы,
Он русские земли всё делит и делит,
А старые грамоты рвёт и сжигает,
И церковь лишается прежних наделов,
Земля монастырская тает и тает,
Казна же растёт до безмерных пределов.
В отчаянье старцы, священники стонут –
За что отнимаешь последние земли?
И что нам теперь – безземельным? Хоть в омут.
Но царь Симеон их молитвам не внемлет.
Считает он деньги – копейка к копейке,
Считает отобранные десятины.
Неужто судьба, в самом деле - злодейка
Страшнее тоски, да грустнее кручины.
Кругом недовольство, вопросы и ропот,
Всех русских людей злая участь тревожит,
Но тут же послышится ржанье и топот –
Опричники скачут. Спасайтесь, кто может!
Опричники скачут… Опричники скачут…
И нет никого, будто не было вовсе.
Никто не страдает, не воет, не плачет,
И нет недовольства и лишних вопросов.
Попрятались все по подвалам и норам,
Лишь робко глядят сквозь прорехи и щели,
А кто-то, прикинувшись сирым да хворым,
Укрылся попоной в холодной постели.
Все в страхе большом – виноваты, правы ли
Затихли базары, закрылись трактиры…
Собаки с метлой проскакали, провыли,
А тех, кто не скрылся – плетьми да секирой.
Пылают усадьбы, рыдают сироты,
И царский указ в сапоге для приличья.
Как будто открыл на двуногих охоту
Не хан, не литовец, а царский опричник.
И хоть времена не такие, как прежде;
Опричнина силу былую теряла,
Меняла повадки, меняла одежды,
Но всё ещё резала, жгла и пытала,
* * *
Дили-дили-дили-дон,
Вместо песен – громкий стон,
Вместо булки – фига,
Вот тебе интрига.
Вот такие, брат, дела,
Не звонят колокола,
В храме перемены,
Мироточат стены.
Рыщут мыши по углам,
Смерть – царица, жизнь – бедлам.
Берегись, станичник.
Веселись, опричник.
По-другому будем жить,
Всё, что прожито – забыть,
Всё, что нажито – в костёр,
Выметай из дому сор.
* * *
Осень ветром бесится,
Год прошёл без месяца
С той поры, как царь народный
Перед новым стелется.
В ножки ему клонится
Да на врата молится.
Воротится ближе к ночи,
В горнице хоронится.
Выпьет крепкой водочки
С луком да с селёдочкой,
Пирога поест с грибами,
Потрясёт бородочкой,
Скажет Анне: милая,
Что сидишь унылая?
Потерпи, моя родная,
Лебедь златокрылая.
В кружке пиво пенится,
Скоро всё изменится,
Будешь ты ещё царицей,
Когда дело сдеется.
Когда дело склеится,
Когда дело сбудется,
Тогда лучшее запомнят,
Прочее забудется.
А дела-то славные,
Верьте, православные,
Жизнь свою на то положим,
Постоим за главное.
* * *
Сочтут историки, что зря, а что не зря,
А князь Московский (иже есмь Иван четвёртый),
Давно решил, что Бекбулат – калачик тёртый,
Но не сидеть ему со скипетром царя.
В который раз по плану шахматной игры
И, проявив необычайную сноровку,
Иван Васильевич проделал рокировку –
Стащив татарина за чёрные вихры.
Потом отправился тихонечко за ним,
За нанесённую обиду извинился,
Одним кивком ему за службу поклонился,
Назначив князем не Московским, но Тверским. ****
И вновь Иван засел в Кремле за письмена,
И погрузился царь в бумажные расчёты,
Сводил то дебет с кредитом, то чьи-то счёты,
Мелькали цифры, пересуды, имена.
Отметил царь, что всюду скверные дела,
И сделал вид, что очень сильно удивился,
И речью пламенной он в гневе разразился -
Знать, разорителю не миновать кола.
И все бояре даже думать не могли,
Что не посадит царь Иван беднягу на кол,
И Бекбулатович для верности поплакал,
Но Грозный царь его по добрости простил.
Ну, кто подумать мог тогда, что год назад
Великий царь сам заварил всю эту кашу
И иноземца из татар на шею нашу
Своей же волей посадил, блюдя обряд.
И Симеоном окрестили молодца,
Всё честь по чести, всё по правде, всё чин чином,
Царь, подмигнув, шепнул татарину – с почином.
Ну не красив, так ведь не воду пить с лица.
А вся затея только в том-то и была,
Чтоб всех церквей и монастырские наделы
В наделы царские законно переделать,
Уладив трудные земельные дела.
И Симеон всё сделал так, как обещал –
Земли прибавил и казну набил деньгами.
Доволен Грозный непристойными делами,
Но сам он рук своих ничем не замарал.
И вот теперь Иван вернул, что уступил,
Хоть говорят, что не заходят в реку дважды,
Но хитрый царь в неё вошёл всего однажды
И никогда из этих вод не выходил.
Он, как заправский режиссёр, сидел в углу,
Из-за кулис следил за действием на сцене.
Он видел всё, что происходит на арене
И раздавал: кому хвалу, кому хулу.
А то, что правил Бекбулат «не по уму»,
То неприятность лишь, а вовсе не беда.
О ней забудут скоро раз и навсегда…
Так думал царь, и было радостно ему.
Теперь он – праведник, заступник всей Руси,
Он возмущался непотребными делами,
Карал неправых сапогом да батогами,
А кой-кому теперь головки не сносить.
Других ласкал, зело обиженных судьбой,
Перед попами извинился с грустным ликом,
Монастырям вернул их земли, но с убытком,
А часть немалую оставил за собой.
И эта часть была не менее, чем та,
Что он оставил для святой церковной службы,
Сказав, что Божии дела ему не чужды,
И церковь Русская воистину свята.
И церковь будто бы поверила ему,
За возвращённое слегка благодарили,
Икону светлую на праздник подарили,
Не удивляясь и не веря ничему.
Довольны люди – русский царь опять в Кремле.
Доволен царь, всё разыграли, как по нотам,
Все слуги царские засели за работу,
А неугодных упокоили в земле.
И потекла опять размеренная жизнь –
Война с татарами, с Ливонией неладно,
А воевать всегда противно и накладно.
Всё как всегда. Держись, Васильевич, держись!
Но воевать с деньгами лучше, чем без них,
Великий царь не раз уж в этом убедился,
И, провернув аферу дерзкую, добился
Казне прибытка, не запачкав рук своих.
И царь сиял, как медный пряник в рождество,
И вся душа его теперь торжествовала,
Супруга пятая в монахини попала,
И сын – Иванушка пока ещё живой.
Всё замечательно и в царстве, и в казне,
Спокоен царь, спокойна царская прислуга
Царь выбирает себе новую супругу
И о любви тихонько грезит при луне.
* * *
Веселись, гуляй народ!
Скоро праздник – Новый Год.
Новые одежды,
Новые надежды.
Перепляс по всей земле,
Грозный царь опять в Кремле,
Грозный, но любимый,
Русский, свой, родимый.
Жарьте стерлядь, режьте лук.
Не жалея ног и рук,
Пойте да пляшите,
Сиднем не сидите.
Расступись, честной народ,
Шут гороховый идёт
С русской балалайкой,
А вовсе не с нагайкой.
Пейте брагу, пейте квас
Да пускайтесь в перепляс,
Позабудьте про дела…
Русь хмельна да весела.
* * *
А где ж теперь великий грешник - Симеон,
Что Бекбулатовичем попросту зовётся?
И как ему – царю опальному живётся,
Каким богам кладёт беглец земной поклон?
Не плохо жил, но не везде и не всегда.
Пока был князь Тверской, имел свои наделы,
Своих бояр, своих стрельцов в своих пределах,
Но и к нему пришла великая беда.
Когда у власти оказался Годунов,
Был Симеон лишён удела и регалий.
В село тверское ненавистного сослали,
Но сохранили жизнь, очаг, тепло и кров.
И всё не ладилось у бывшего царя.
Ослеп в итоге, а быть может, ослепили –
Уж так беднягу Годуновы не любили,
Что всё могло случиться с оным втихаря.
Потом Лжедмитрий его в иноки постриг,
Сослал в далёкий монастырь для покаянья,
На Соловках помыкал горя и терзанья,
И вновь в Москве мелькал его смиренный лик.
А упокоился навек в монастыре,
С супругой рядом разместился он в могиле.
Прошли года - его, как водится, забыли.
Осталась надпись только о былом царе. *****
* * *
* Симеон Бекбулатович (до крещения Саин-Булат хан) — касимовский хан в 1567—1573 годах, сын Бек-Булата, правнук Ахмат-хана, правившего Большой Ордой. Вместе с отцом перешёл на службу к Ивану Грозному. Участвовал в Ливонских походах 1570-х годов.
** Отрёкшись от престола, Иван Васильевич взял себе удел и образовал свою удельную думу, в которой теперь заправляли Нагие, Годуновы и Бельские. По одной из версий Иван сделал это, чтобы временно посадить на трон другого царя, руками которого отнять у епископий и монастырей и присоединить к государевой казне часть земель и денег, принадлежащих церкви.
*** В 1575 году по желанию Ивана Грозного крещёный татарин и хан касимовский Симеон Бекбулатович венчан был на царство, как «великий князь всея Руси», а сам Иоанн Грозный назвался Иваном Московским, уехал из Кремля и стал жить на Петровке.
****Симеон Бекбулатович пробыл великим князем всея Руси 11 месяцев. Известны жалованные грамоты, писанные от его имени. В августе 1576 года Иван Васильевич вернулся на трон, а царя Симеона жаловал княжеством Тверским с титулом Великого князя Тверского.
***** Во времена правления Бориса Годунова Бекбулатович попал в немилость. После всех мытарств и преследований Годунова, Симеон умер 5 (15) января 1616 года и был похоронен рядом с супругой в Симоновом монастыре. На надгробии была надпись: «Лета 7124 году генваря в 5 день преставился раб Божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан».