Вот, снова эти «женские стихи» –
не о грозящей миру Кали-юге,
не о паденье нравов, не о вьюге,
укрывшей снегом полые холмы –
ведь мог быть символическим пейзаж,
и каждый образ в нём – метафоричным...
Но я опять пишу на псевдоптичьем,
грызя /не эротишно/ карандаш,
о том, что беспокоюсь за тебя –
не до бессонниц – снов без сновидений...
а в доме по углам толпятся тени,
охочие до празднеств января;
о том, как я скучаю по тебе –
так в опиумно-зимнем полусвете
сквозят воспоминания о лете...
так свечи зажигают в полутьме...
гадания на пепле и огне
упрямо вторят за колодой Сфорца,
что ты моё серебряное солнце –
в морозный полдень – в чёрной полынье;
о том, как обнажается лицо –
без ретуши и туши на ресницах...
как режет палец блеклая страница
по линии, где может быть кольцо,
а может и не быть... как пустота
от всех несостоявшихся объятий
нисколько не страхует от распятья...
она сама – мучительней креста;
зачёркнуто: «Безвкусно слово "друг"...»
вскользь пара фраз – о нежности ванильной,
о том, что «и до этого любили,
но наше бытие – спираль – не круг...»
о том, как раскрываются духи
там, где мы никогда не поцелуем
друг друга...
и /возможно/ аллилуйя!
Но...
снова – эти женские стихи.