I.
Каждая ягода вишни,
Упав, не вернётся назад, -
Она будет там уже лишней.
Ты смотришь мне прямо в глаза,
Но в них - вековое затишье.
Мне есть что тебе рассказать:
Как Бог восхищается мышью,
Как муха жужжит на Луну,
Как мир вдруг становится лишним.
Как мы вдруг уходим ко дну,
Как нас возвращают на берег,
Как в тысячах видеть одну.
Как в пустыни видится терем,
Как выткать корону из кожи,
Как быть тем, кто больше не верит.
О том, как влюбиться, я тоже.
Я мог бы. Тебе рассказать.
Но лучше учи закон Божий.
II.
Кусок свежевыжатой плоти
Висит на ветвистых кустах -
Цветёт, как апрельские розы,
И так же, как розы, пуста.
Я сам вырвал из густосердья
Одним данковитым рывком
Плетёную плотью, как сетью,
Грибницу забытых грехов;
Повесил на старый шиповник,
Чтоб видело солнце моё,
Как, некогда страсти виновник
Сейчас позабыл бытиё.
Внутри пустота необъятна,
Неведомы бездны края.
Сердца унесло безвозвратно,
Но тлеет в глубинах маяк.
III.
Безлунная ночь в белом поле.
Январь заунывно рычит.
Старик-снегопад недоволен,
Гудит гулко, глухо урчит.
Ласкаются белые оспинки
И скалится чёрная плоть.
Снежинки кружатся, как бусинки,
Упавшие Богу на грудь.
Сгущается стук одиночества,
И пар превращается в лёд.
Забытое имя и отчество.
Тебя здесь никто не найдёт.
Вокруг - пустота безраздельная.
Вокруг - сотни, тысячи лет.
Внизу снег послужит постелью нам.
Вверху никого уже нет.
IV.
Налились ядовитые лилии,
Хризантемы системы зажглись.
Небеса телеса свои вылили,
Обнажив опылённую высь.
Бирюзовой была, вдруг - берёзовым
Заслезилась лозина зари,
И в лощине, мощённой утёсами,
Вновь парит буйный ветер-старик.
Перегрузка упущенных образов.
По аллее извилистых ив
Смысл с ритмикой тащатся порознь.
Между ними ты всё ещё жив.