Путь, Одиссей, ты свой держал сушей и морем;
пил из горстей жадно шакал кровь и, проворен,
мыслил в ладонь пасть углубить, да понимал он,
только затронь большее – быть бедам немалым,
и потому брёл за тобой скользким пройдохой,
видел сквозь тьму шумный прибой,
звался – Эпохой.
Ты хоть и гнал зверя ногой, словом и делом,
только шакал был не такой – не мягкотелым, –
сам же глядел в злые глаза днём и во мраке,
ибо надел данного пса шире Итаки,
да и острей стрел и копья когти шакала;
жизнь, Одиссей, волку твоя принадлежала.
Волк этот – век, – не волкодав: у волкодава
стужа и снег, вместо приправ в супе – отрава;
Дальний Восток, тюрьмы, – кресты точно объятья.
Знай же, твой волк вроде – звезды, типа – проклятья,
ты перед ним счёт и открыл личным потерям,
но поглядим кто же тут был, собственно, зверем?