Прямая речь лучом издалека,
играя спектром, вспыхивала–гасла,
в портреты безмятежного сурка
подсовывала крашеные пазлы
реальных передряг… В конце концов
держать себя в руках – такая малость!
Элементарно сохранять лицо
усилиями воли удавалось.
И корчились, как ведьмы на кострах,
обиды на предателей–любимых,
проговоренный в спазмах пантомимы
ослабевал
непобедимый страх…
Но кто сказал, что горе – не беда,
что сто невзгод равны одной победе?
И, всуе победившие, куда
в конце концов мы, все–таки, приедем?
Кому нужны абстрактные слова
из груды букв рассыпчатых и липких?
Зачем их собирает голова
в какое–то подобие улыбки
условной, как всеобщая любовь?
Искусно растушеванный румянец,
да черная изогнутая бровь –
и вот ее лицо! Лицо под глянец!
Конгениально в профиль и анфас
сквозь глянец проступило это чувство –
теперь мы, черт возьми, само искусство!
… И Бог помилуй настоящих нас!